Дежурный врач Юлия Наталевич чувствовала себя смертельно усталой после шестнадцати часов непрерывной работы, когда из приемного покоя без предупреждения поступила двадцатилетняя пациентка с подозрением на почечную колику. «Очередная истеричка!» — переглянулась Юлия с дежурной медсестрой Лорой.
Молодежь редко поступает в отделение терапии, где средний возраст больных превышает семьдесят лет. Но если такое все же случается, то после неудачной попытки самоубийства, часто демонстративной, имеющей целью привлечь внимание неверного друга или подруги скорее, чем покончить с жизнью. Им делают промывание желудка, дают выпить активированный уголь и ставят капельницу, а на следующий день выписывают на руки обеспокоенных матерей, но они часто возвращаются с повторными попытками, одна из которых может оказаться смертельной.
Молодые люди редко страдают болезнями, требующими госпитализации, а несчастная любовь до сих пор не принана болезнью, хотя и может оказаться фатальной.
«Зачем направили ко мне девочку с почечной коликой? — думала доктор Наталевич. — Ведь все, что ей нужно, это обезболивающее: вольтарен или морфий. Они могли и в приемном покое снять ей боли и отправить домой».
Юлия Наталевич уже обладала кое-каким опытом, приобретенным потом и кровью в отделении терапии. Конечно, с большим удовольствием она изучала бы глазные болезни или неврологию, но туда принимали исключительно по протекции, а все потому, что специализация по терапии была делом тяжелым: изнурительная повседневная работа чередовалась с еще более утомительными дежурствами, поэтому и желающих специализироваться было мало, а свободных мест — много. Но, проникнув в тайны профессии, Юлия привыкла и даже полюбила свою работу. «Любовь зла — полюбишь и козла!» — сказала бы ее бабушка.
Но вот дежурства… Дежурства были ее бичом. Уже с самого утра в предчувствии бессонной ночи ее глаза тускнели, губы теряли улыбчивость, движения становились медлительными, а мысли лишались ясности, и все для того, чтобы сберечь силы на потом, на вечерние и ночные часы, когда она останется одна против больных, их болезней и родственников, против вредных медсестер и санитарок, ленивых лаборанток и рентгенотехников, против смерти, дежурящей круглосуточно, как и Юлия…
Молодая больная по имени Шила Бергман выглядела типичной истеричкой. Из коридора, где она лежала, доносились всхлипывания и стоны, так что и смотреть в ту сторону было противно. Из приемного покоя она поступила с диагнозом: подозрение на почечную колику. Это означало, что камушек, медленно образовавшийся в почке и тихо лежавший до поры до времени в одной из лоханок, вдруг «проснулся» и решил родиться на свет. Как человеческий плод, протискиваясь через тесные родовые пути, вызывает тяжкие родовые боли, так и камушек, проходя по узкому мочеточнику, причиняет невыносимые колики, которые срывают человека с места, скручивают в клубок, бросают то в пот, то в холод и внезапно ослабевают, с тем чтобы вернуться через несколько минут с новой силой.
Но Шила Бергман не кричала и не металась, а скулила, как щенок. Наталевич осмотрела ее быстро и профессионально. Боль чуть выше поясницы была главной жалобой, и диагноз почечной колики был вполне вероятен. Она назначила дополнительную инъекцию вольтарена, но, подумав о неадекватном поведении больной, закатывании глаз и частом дыхании, добавила валиум для успокоения.
Тем временем из приемного покоя подняли другого больного: старика восьмидесяти семи лет, дементного, буйного и сухого, как сучок, с высоченной температурой и признаками сепсиса. «Главное — не вреди!» — припомнила доктор Наталевич одну из заповедей Гиппократа. Навредить в этом случае было уже невозможно, шанс выжить у старика был невелик. Она назначила антибиотик и жидкость внутривенно и занялась другими делами.
Проходя по коридору, она посмотрела на Шилу Бергман, которая забылась неспокойным сном. «Уснула, значит, боль притихла», — подумала с удовлетворением. Свет в коридоре был приглушен. Простыня, которой была прикрыта больная, отбрасывала тень на стену за кроватью. Эта тень колебалась, двигалась, в соответствии с дыханием. Юлия машинально посчитала частоту дыханий — двадцать восемь в минуту… Многовато для спящей больной, если только… Если только нет проблемы с легкими. Доктор Наталевич прошла на пост медсестер, нашла рентгеновский снимок и взглянула на него, подняв вверх, на свет белой неоновой лампы. Силуэт сердца занимал центральную часть снимка, обрамленный черными просветами легких. Легочные поля были чистыми и прозрачными, без признаков патологии. Надпись внизу снимка гласила: Шила Бергман. Ошибки быть не могло. От напряженного рассматривания появилось головокружение и двоение в глазах. Бросив снимок, Юлия оперлась руками о стол и внезапно почувствовала боль в спине чуть выше поясницы. Она пришла, как укол, глубокий и резкий, пронзила на мгновение так, что дыхание сперло, и отпустила, а потом вернулась, тихая и тупая. Юлия пошевелила плечами, повернулась на месте, прижала больное место рукой… Боль чуть притихла, но осталась, свербя чуть ниже лопатки. Вместе с нею появилась усталость, прижавшая тяжелым грузом плечи, и одиночество, и страх перед грядущей бессонной ночью. Резко зазвонил телефон, отзываясь болью в ушах, предвещая очередное поступление. В палате напротив поста свистел монитор. Там лежал умирающий больной, спасти которого было уже невозможно, и он тихо отходил, о чем и сигналил прибор.
