Израильтянка - [3]

На утреннем докладе, рассказывая коллегам о поступивших больных и подробнее о случае с Шилой, она не упомянула о позднем прозрении. Более опытный врач на ее месте поставил бы правильный диагноз и без помощи сновидений, а на похвалу она не рассчитывала. Похвал не получал никто из дежурных врачей, как никто не умудрился завершить свой рассказ, не будучи прерванным язвительными замечаниями заведующего отделением.

Но на этот раз ее сообщение было оборвано окликами медсестер. Шиле опять стало хуже. Она тяжело дышала, бледное лицо покрылось каплями холодного пота. Ее лихорадило, температура поднялась до сорока, артериальное давление упало, а пульс стал слабым, еле ощутимым — нитевидным. Юлия с силой сжала руками пластиковый мешок с физиологическим раствором. Под давлением ее рук, раствор побежал быстрее, тоненькой струйкой разбавляя горячую кровь. Когда жидкость закончилась, Юлия взяла новый мешочек, продолжая давить, что есть силы, несмотря на усталость. Рядом суетились сестры, смачивая марлевые салфетки ледяной водой и укладывая их на грудь, живот и плечи больной, чтобы быстрее снизить температуру. Все это время Юлия следила за ее пульсом, надеясь, что принятые меры предотвратят дальнейшее ухудшение.

Минут через двадцать Шиле стало лучше. Температура тела снизилась, давление поднялось, на щеках заиграл румянец. Наталевич поняла, как близка стала ей больная девочка Шила, возле которой она провела последние десять часов своей жизни. Она вспомнила, как назвала ее истеричкой, как приняла ее стоны за плохое воспитание, как сопоставляла симптомы болезни, не понимая, что их связывает. Она усмехнулась над мыслью, что правильный диагноз явился ей во сне, как будто нашептанный ангелом-хранителем. И надо же так, чтобы болезнь началась с болей в спине! Не с кашля, не с повышения температуры — типичных симптомов воспаления легких, а с болей в спине, похожих на почечную колику. Юлия потрогала рукой свою спину, где ночью сильно кололо, а сейчас немного поднывало — смутное напоминание о вчерашней боли. Это было то же место, что и у Шилы Бергман, но Наталевич не была больна. Если не считать усталости от бессонной ночи, она чувствовала себя вполне здоровой и была абсолютно уверена в том, что у нее самой нет никакого воспаления легких.

Внезапно она поняла происхождение болей в спине и почему они были похожи на боль Шилы Бергман. В том-то и была разгадка — в похожести. Очевидно, тщетно пытаясь разгадать диагноз в первые часы после поступления больной, она, доктор Наталевич, то есть часть ее подсознания, поставила себя на место больной, как делает криминальный следователь, преследующий неординарного преступника. И боль, и сон, и диагноз были работой ее подсознания. Так начинающие актеры перевоплощаются, всей душой проникая в образ, живя его жизнью, любя и ненавидя, радуясь и страдая. Их исполнение перестает быть игрой, становясь самой жизнью. Но подлинное перевоплощение не проходит бесследно. В душе остаются рубцы от пережитых чужих страстей, как от своих, и часть ее умирает вместе с героем. Поэтому опытные артисты вынуждены исполнять иначе. Оберегая остатки души, они лишь играют эмоции, а не переживают их на самом деле. Растягивая губы в улыбку, они изображают удовольствие, смехом — веселье, искусственными слезами — горе и стонами — оргазм. Лучшие из них делают это наиболее правдоподобно, вызывая одобрение критиков под названием «хорошая игра». Однако даже самые опытные иногда забывают об осторожности и воплощаются — так создается шедевр.

Потрясенная осознанием происшедшего, доктор Наталевич отошла от постели больной. Ее дежурство закончилось, она могла уйти прямо сейчас, никто ее не задерживал, и все же она медлила, долго пила кофе, отвечала на шутки коллег, на их вопросы, усталая и возбужденная одновременно. Уходя домой, она в последний раз посмотрела на Шилу, бледную и притихшую, оплетенную проводами, ведущими к монитору, и трубками с инфузиями и кислородом. Теперь лечить ее будут другие врачи, для которых она — просто больная с воспалением легких, одна из многих, лежащих в отделении. Наталевич озабоченно проверила, капает ли раствор и поступает ли кислород. Врачи группами передвигались по отделению, совершая обход больных, но на Юлию никто не обращал внимания. Обреченная идти домой после дежурства, она почувствовала себя окончательно ненужной.

ГЛАВА 2

Юлия ехала домой, устало держась за руль автомашины. Капли дождя падали на лобовое стекло, щетки дворников равномерно мелькали перед глазами, усыпляя. По радио передавали музыку, новости и положение на дорогах. Вероятно, из-за дождя, движение протекало медленнее обычного. Юлия стояла на светофоре, когда прозвучало сообщение о пробке на шоссе Гея. В последний момент она решила свернуть с главной дороги и поехать через Бней-Брак в обход пробки. Для этого она резко повернула руль и поменяла полосу движения, дав газ и едва не столкнувшись с впереди стоящим автомобилем. Машина, едущая сзади, резко затормозила, не ожидая такого маневра. Раздался визг тормозов, гудки прорезали воздух. Тело Юлии напряглось от страха, но на этот раз дело обошлось без столкновения. То ли тормоза сработали, то ли шофер успел изменить направление движения. Тем временем она пересекла перекресток, опасность миновала, но еще несколько секунд Юлия ехала медленнее, чем обычно, переживая случившееся и ругая себя за неосторожность. «Всему виной усталость после дежурства», — подумала она. Происшествие взбодрило ее, но теперь она решила ехать медленнее и не предпринимать внезапных действий. Юлия ехала по Бней-Браку. По тротуару шли мужчины в длинных черных пальто и шляпах, завернутых в полиэтилен, и женщины в платках, широких балахонах, длинных юбках и грубой обуви, сопровождаемые тремя-четырьмя детьми. По сторонам улицы стояли неухоженные, облезлые дома. Здесь была другая, малознакомая Юлии жизнь, пропитанная иудейской религией, строгими предписаниями и запретами, казавшимися ей нелепыми. Она лучше понимала два других вероисповедания: православие и коммунизм, но была одинаково далека от обоих.