Израильтянка - [2]

Доктор Наталевич заварила себе крепкий кофе и выпила мелкими глотками, охватив ладонями чашку. До конца дежурства оставалось семь часов…

Шила просыпалась несколько раз и засыпала вновь, но сон был неспокойным и поверхностным, а дыхание участилось еще больше. Юлия с тревогой заметила нарастающую бледность лица и синеву губ. Да и сама она чувствовала себя не лучше. Боль в спине не исчезла, а засела глубже и сверлила изнутри. Синева под глазами и скованность плеч выдавали усталость. Она понимала, что ошибается в диагнозе. Что-то другое, гораздо более опасное, чем камень в почке, происходило в организме больной. Наталевич перебирала в памяти скудные симптомы болезни. Боль… Боль в спине, вот что тревожило больную. Но что является причиной боли? Она подумала, что и сама страдает, что у нее тоже болит спина, да еще и в том же месте. Ей стало жалко себя. Она посмотрела на часы. До утра оставалось всего пять часов. За окном было черно, но ночь не была тихой. Ее прорезали тревожные звуки: сирена скорой помощи, прибывающей в приемный покой, свист монитора, стук входной двери, диалог сестер у постели больной. Юлия почувствовала себя на острове. Там, на материке, в домах спали люди, наслаждаясь сном и покоем. Здесь, в больнице, обители скорби, царили печаль и тревога, страдание, боль и смерть…

Наступил час, когда все стихло, тот предрассветный час, когда ночные шумы замолкают, ночная жизнь прекращается, и тьма не пугает, как прежде, и, словно напуганные петушиным криком, ночные демоны убегают во мглу. Больные, чьи страдания усиливаются ночью, к этому часу засыпают, получив, наконец, облегчение и покой. Другие, чья болезнь обостряется при пробуждении, еще спят, здоровые и молодые во сне. Утро, веселое для одних и тягостное для других, еще не наступило, а ночь была уже на исходе. Конец дежурства был близок, а с ним избавление от одиночества и надежда на отдых.

Юлия прилегла на кушетку. Несколько минут она просто отдыхала на спине, закрыв глаза и расслабив усталые конечности. Странное чувство посетило ее, как будто ноги вытягивались в длину до невероятных пределов. Это потому, что нервные окончания в суставах, привыкшие к тяжести тела за время длительного стояния, вдруг потеряли ощущение веса. Давление на них исчезло, и пропорции тела, как их привыкла воспринимать нервная система, внезапно изменились.

Если бы сейчас зазвонил телефон вызова к больному, это было бы как шок, как удар, как оскорбление. К счастью, телефон молчал. Она вспомнила про девочку Шилу, тяжелое дыхание и боль в спине, силясь понять ее болезнь, но незаметно задремала.

Во сне она была балериной и готовилась к выходу на сцену, стоя за кулисами под звуки увертюры. Вот прозвучал последний аккорд, занавес всплыл вверх, и она выпорхнула на сцену белой птицей на фоне сумрачного неба. Она танцевала в кругу света, но танец был тревожным в предчувствии беды. Внезапно она ощутила боль в спине под лопаткой справа, и ее дыхание потеряло стройный балетный ритм. И вот она лежит в кровати и слышит, что говорят о ней: «У девочки воспаление легких, ей нужен покой».

Юлия открыла глаза и посмотрела на часы — прошло только двадцать минут. Из коридора доносились шум и голоса — это утренние сестры пришли менять ночных. «У девочки воспаление легких, — вспомнилась ей фраза из сна, — и поэтому у нее боли в спине, одышка, и бледность и синие губы». «У девочки воспаление легких, у Шилы воспаление легких!» — поняла она, и сразу все симптомы болезни получили объяснение. А снимок легких? Его, вероятно, подменили в рентгене, ошиблись, написали другое имя. Юлия вскочила с кушетки, ощутив внезапный прилив сил. Она торопилась, понимая, что слишком много часов потеряно зря. Уже через несколько секунд она отдала распоряжение о повторном снимке и назначила антибиотик. Громоздкий кислородный баллон привезли и установили у изголовья кровати. Влажно шипел кислород в маске. Вскоре дыхание у Шилы улучшилось, порозовели губы и щеки. Повторный снимок подтвердил диагноз: двустороннее воспаление легких.

Наталевич знала, что радоваться еще рано, что жизнь Шилы в опасности, и пройдет еще двадцать четыре часа, пока антибиотик заработает в полную силу, подавляя деятельность бактерий. А пока все зависит от самого организма, от его способности мобилизовать внутренние защитные средства на борьбу с инфекцией. И все же Юлия была довольна и горда собой, хотя понимала, что прозрение пришло поздно и несколько важных часов было упущено безвозвратно.

Между тем наступило утро. Отделение заполнилось людьми и грохотом дня. Оклики приветствий сыпались на Юлию со всех сторон, но она уединилась перед зеркалом и поспешила нанести на лицо нехитрый грим: пудру на щеки и тушь на ресницы, чуть-чуть тени на веки и мазок помады — всего понемножку, принимая вид прелестной и нежной, но слегка усталой и немного несчастной молодой женщины, которую нужно пожалеть и отпустить домой после дежурства. Лицом и фигурой она была похожа на Клаудию Шифер: высокая и стройная, с маленькой головой и неожиданно пышными, непонятно откуда растущими, светлыми волосами. Улыбчивая без кокетства, она старалась контролировать свои эмоции, не отдаваясь им полностью, но всегда оставляя пути для отступления в потаенные пещеры сознания, где жило ее Я. Это был защитный механизм, выработанный легко ранимой душой, научившейся на собственных ошибках отдавать душу по частям и никогда целиком, чтобы в случае потери сохранить способность к регенерации.