Двадцатилетний романтик Виктор Гюго считал изобретение книгопечатания величайшим историческим событием. «В нем зародыш всех революций!» — восклицал он. И пояснял: «В виде печатного слова мысль стала долговечной как никогда: она крылата, неуловима, неистребима… Этот способ выражения мысли является не только самым падежным, но и более простым, наиболее удобным, наиболее доступным для всех…»[1]
С того времени, как был написан этот восторженный панегирик книгопечатанию, прошло полтораста лет. Ныне мы более трезво оцениваем возможности типографского станка. Мы видим в книгопечатании, а точнее, в печатной книге, лишь одну из форм регистрации и распространения информации. Форму далеко не единственную и оптимальную лишь в определенный период развития человеческого общества.
Новейшие изобретения постепенно ограничивают поле деятельности книгопечатания. Электронная память современных счетно-вычислительных машин хранит информацию, для воспроизведения которой понадобилось бы выпустить десятки тысяч книг. Радио и телевидение приносят новости в дом каждого из нас с такой скоростью, которая не по силам печатному станку. Превратившись в ультраскоростные ротации, он все же не может сделать регистрацию, доставку и воспроизведение информации единовременными самому факту ее возникновения.
Правда, печатное слово еще и сегодня служит основным источником распространения идей, революционизирующих общественную жизнь во всех ее формах и проявлениях. Однако истоки революционных потрясений, периодически охватывающих общество, мы видим и находим не в книгопечатании, а в противоречиях между производительными силами этого общества и сложившимися в его недрах производственными отношениями.
Пройдет время — и развитие производительных сил породит новые средства информации. Но и тогда человечество не перестанет интересоваться многовековым путем печатного станка и его подвижниками, не жалевшими ни сил, ни жизни для того дела, которое казалось им столбовой дорогой общества. Изобретение книгопечатания всегда будет считаться одним из «звездных часов» человечества, минутой величайшего озарения, последствия которого неисчислимы.
Об этом убедительно и точно писали основоположники марксизма-ленинизма.
19 июля 1840 г. (а в этот год весь мир отмечал 400-летие изобретения книгопечатания великим немецким первооткрывателем Иоганном Гутенбергом.
19-летний Фридрих Энгельс писал своему другу писателю Левину Шюккингу (1814–1883), что «праздник Гутенберга» был «отмечен с блеском»>[2]. «Празднику книгопечатания» молодой Энгельс посвятил и специальную корреспонденцию, присланную им из Бремена в штутгартскую газету «Моргенблатт фюр гебильдете Лезер» и опубликованную 30–31 июля 1840 г. В ней Энгельс подчеркивал, что юбилею книгопечатания «был придан народный характер»>[3].
Среди многочисленных юбилейных изданий, выпущенных в 1840 г., привлекает внимание «Гутенберговский альбом» брауншвейгского издателя Генриха К. А. Мейера>[4]. В нем напечатана (в испанском оригинале и в немецком переводе) ода Мануэля Хозе де Кинтаны (1772–1857) «На изобретение книгопечатания» и указано имя переводчика: Фридрих Энгельс>[5].
Кинтана, воспевая человеческий разум и ставя имя Гутенберга рядом с прославленными именами Коперника, Галилея, Ньютона, пишет:
«А ты не бог ли, кто века назад В живую плоть облек и мысль и слово,
Что, раз возникнув, улетело б снова,
В печатном знаке не найдя преград?»>[6]
Речь идет о регистрации и распространении информации. Как видим, Кинтана превосходно уловил смысл и значение книгопечатания. Поэма заканчивалась вдохновенным гимном в честь Гутенберга:
«Хвала тому, кто темной силы чванство
Повергнул в прах, кто торжество ума
Пронес сквозь бесконечные пространства;
Кого в триумфе Истина сама,
Осыпавши дарами, вознесла!
Борцу за благо — гимны без числа!»
>[7]Позднее Ф. Энгельс определит место книгопечатания в ряду причин, вызвавших, по его словам, «с чудесной быстротой» возрождение и развитие наук «после темной ночи средневековья». Во-первых, считает Энгельс, это — развитие промышленности, породившее «массу новых механических (ткачество, часовое дело, мельницы), химических (красильное дело, металлургия, алкоголь) и физических факторов», во-вторых, установление тесной взаимосвязи между различными странами Европы, в-третьих, географические открытия. «В-четвертых, — подчеркивает Энгельс, — появился печатный станок»>[8].
Аналогичная оценка принадлежит Карлу Марксу. Называя три великих изобретения, которые «вводит буржуазное общество»: порох, компас и книгопечатание, К. Маркс поясняет: «Порох взрывает на воздух рыцарство, компас открывает мировой рынок и основывает колонии, а книгопечатание становится средством протестантизма и, вообще, возрождения науки, самым мощным рычагом для создания предпосылок необходимого духовного развития»>[9]. Книгопечатание, по Марксу, одна из необходимых предпосылок буржуазного развития>[10], великое открытие ремесленного периода>[11].
Возникновение книгопечатания способствовало тому, что наука и образование утеряли религиозный характер, сделались светскими. Говоря о предпосылках Крестьянской войны в Германии, Ф. Энгельс отмечал, что духовенство «в результате изобретения книгопечатания и роста потребностей все более расширяющейся торговли… лишилось монополии не только на чтение и письмо, но и на более высокие ступени образования»