* * *
— Пошла прочь, псина! — отец Ансельм приподнял сутану и с отвращением отпихнул ногой ластящуюся к нему дворовую собаку, грязную, как черт, и нахальную, как все нищие попрошайки. Хотя нет, те будут понахальнее.
Собака поджала хвост и, оглядываясь и жалобно поскуливая, припустила прочь вдоль немощеной улицы бедного района, размытой недавним ливнем.
— Э-э, — поморщился отец Ансельм, задирая сутану еще выше и опуская худую ногу. Мерзкая грязь чавкнула. — За что мне это наказание, Господи?
— А ну, посторонись! — гаркнул левый из стражников, отстраняя копьем троих нищих. Двое поспешно отбежали и скрылись за углом ближайшей хижины, но женщина, облаченная в сущее рванье, пригнулась и скользнула к монаху.
— О святой отец! — воскликнула она, падая на колени и умоляюще протягивая руки.
Отец Ансельм отшатнулся, однако заметив наблюдавших за ним из подворотни еще двух оборванцев, жестом остановил кинувшихся было к нищенке стражников.
— Что тебе, дочь моя? — скроил брезгливо-скорбную мину отец Ансельм, оглядывая заляпанную грязью полу новенькой сутаны.
— Благословите!
— Но почему я? У вас есть свой монах.
Святому отцу вовсе не хотелось касаться жирных, свалявшихся волос женщины. Да и бледное, одутловатое, перепачканное сажей лицо не внушало ему доверия — вдруг какая заразная.
— Но вы святее! — выпалила женщина.
— Хм-м, — с этим отец Ансельм не мог не согласиться. Подумав, он осенил нищенку крестным знамением и не без колебаний возложил ладонь на ее голову. — Да прибудет с тобой Господь, дочь моя! Иди и не греши.
— Благодарю, святой отец! — восторженно взвыла нищенка, падая ниц. Брызнула жидкая грязь, и на сутане появилось несколько новых пятен.
— Ну, все, все, — отступил отец Ансельм, незаметно отерев ладонь о сутану. — Скажи мне, женщина, где живет колдун Корнелиус?
— Который заговаривает бородавки и лечит бесплодие? — подняла голову нищенка.
— Он еще и бесплодие лечит? — поднял жидкие брови отец Ансельм.
— Да-да!
— И как, успешно?
— Очень! Жена Руфуса вот-вот родит, и еще три беременны.
— Хм-м, — лицо отца Ансельма посуровело. — И как же он их… лечит?
— Они не говорят, святой отец. Лекарь…
— Колдун, — мягко поправил нищенку отец Ансельм.
— Ну да, лекарь Корнелиус сказал, что если они обмолвятся об этом, то лечение пойдет насмарку.
— Занятно! Пойдешь с нами.
— З-зачем? — Нищенка начала отползать на коленях, но стражник преградил ей дорогу.
— Ты — свидетель грязных дел Корнелиуса. Дашь показания в суде, — криво усмехнулся отец Ансельм.
— Но я не лечилась у него!
— Неважно, — отмахнулся монах и поднял глаза на стражников. — Возьмите ее, святой суд желает допросить эту несчастную.
— Пощадите! — застонала женщина.
— Молчи, дура. — Стражник в сверкающих кирасе и морионе и высоких сапогах, на которые отец Ансельм уже всю дорогу поглядывал с завистью, рывком поднял нищенку на ноги. — Тебе оказана великая честь!
— Разве? — засомневалась женщина.
— Истинно так. Проклятый еретик должен понести заслуженную кару. — Отец Ансельм смиренно сложил руки и уставился в затянутое тяжелыми тучами небо — вот-вот мог разразиться новый ливень. Подумав о ливне, монах подобрал сутану и заспешил дальше. — Заодно покажешь, где живет — хе-хе! — лекарь, — бросил он через плечо.
Стражник подтолкнул нищенку в спину, и та побежала за святым отцом, все время оборачиваясь на подворотню, откуда появилась. Двоих ее товарищей и след простыл.
Дом мага обнаружился не без труда. То ли нищенка с перепугу что-то все время путала и долго водила всех кругами, то ли место, где жил Корнелиус, и в самом деле было заколдовано и постоянно ускользало от отца Ансельма. Но, как бы там ни было, а когда едва сдерживающий ярость монах собрался призвать на голову нищенки все известные ему кары небесные, дом вдруг возник перед самым его носом. И было непонятно, как отец Ансельм не заметил дома раньше.
Впрочем, в том не было ничего удивительного, если учесть, что на улице уже порядком стемнело, тусклый фонарь в руках одного из стражников давал слишком мало света, а сам дом выглядел настолько неказистым, что никак нельзя было подумать, будто в нем проживает известный на всю округу маг.
Высокий, чуть покосившийся, но еще крепкий деревянный забор окружал скромных размеров халупу с соломенной крышей и кривой трубой. А узкая калитка, выкрашенная в неопределенный цвет, с простенькой медной ручкой в виде кольца, пряталась в кустах ежевики.
— Наконец-то! — в сердцах воскликнул отец Ансельм, приближаясь к калитке.
Смерив ее взглядом, он взялся за кольцо и решительно потянул на себя. Калитка не поддалась. Монах потянул сильнее — результат оказался тем же. Тогда отец Ансельм дернул за кольцо изо всех сил.
— Чтоб тебя! — воскликнул он, утер рукавом со лба испарину и повернулся к стражнику, мявшемуся неподалеку. — Ты, открой!
Скучающий стражник с радостью взялся за порученную ему ответственную работу, но достиг не более монаха, проявлявшего все большее нетерпение из-за непредвиденной задержки. К тому же начал моросить мелкий дождик, сутана намокла, и отец Ансельм порядком озяб. А между тем грохот, производимый стражником, поднял на ноги половину трущоб, и маг, разумеется, не мог не слышать, что к нему кто-то пожаловал. И тем не менее Корнелиус не спешил открыть гостям.
