Именем Федерации! - [2]

— Какая неслыханная наглость! — воскликнул отец Ансельм, мелко подрагивая всем телом. — Почему он не открывает?

— Не могу знать, ваше преосвященство! — вытянулся стражник с фонарем.

— Ломайте дверь! — дал отмашку монах.

— Святой отец? — нищенка осторожно подергала отца Ансельма за рукав.

— Ну что тебе? — грозно сверкнул глазами монах.

— Вообще-то дверь открывается внутрь… — Нищенка изобразила подобие льстивой улыбки.

От вида гнилых зубов и дурного запаха изо рта монаха передернуло. Он выдернул рукав из грязных пальцев и оттолкнул стражника, выламывающего кольцо копьем.

И вправду, калитка от легкого толчка отворилась, и отец Ансельм вздохнул с облегчением.

— Твоя неоценимая помощь следствию обязательно зачтется тебе, дочь моя, — напыщенно произнес он и шагнул во двор. — Не понимаю, зачем приделывать ручку, если дверь нужно толкнуть?

— Может быть, чтобы закрывать ее? — предположил стражник. Монах одарил его гневным взглядом, и стражник заткнулся, вцепившись обеими руками в копье и втянув голову в плечи.

— Следуй за мной и не рассуждай! И вы двое — тоже.

Но лишь сделав шаг через порог, монах застыл. Глаза его округлились, а нижняя челюсть удобно устроилась на груди. Двор оказался больше раз эдак в десять, чем казалось снаружи, а вместо одноэтажной халупы возвышался роскошный двухэтажный каменный дом с широкими окнами, красной черепичной крышей и флюгером в виде пускающего стрелу Купидона. Но это было еще не все. Если за воротами вступала в свои права поздняя осень, то здесь царило лето и вовсю светило солнце. Ночью! Сад, начинавшийся почти от самой калитки, сплошь зарос диковинными деревьями, которых отец Ансельм никогда в жизни не видывал. Ухоженные клумбы покрывали цветы всевозможных расцветок, образуя хитросплетения ярких узоров, а у одной из клумб стояла… нагая девушка и поливала цветы из лейки. Другая сидела рядом на корточках и пропалывала клумбу. Та, что была с лейкой, обернулась к калитке, мило улыбнулась и помахала монаху ручкой.

Отец Ансельм сильно зажмурился, схватился за сердце и покачнулся, но его поддержал стражник.

— Дьявольское наваждение! — пробормотал монах и мелко закрестился. Затем дрожащей рукой перекрестил сад и осторожно приоткрыл один глаз. Сад не изменился; бесстыдницы тоже никуда не делись, только теперь уже обе стояли с лейками, казавшимися бездонными.

— Мням, — сказал охранник за спиной отца Ансельма, и монах пришел в себя.

— Закрыть глаза, всем закрыть глаза! — гаркнул он, прикрыв лицо ладонью.

— Нам тоже? — спросила одна из девушек.

— Н-нет, то есть… — пробормотал смущенный монах и посмотрел меж пальцев, но тут же вновь отгородился от непотребного зрелища. — Разврат! Ты и… женщина, — бросил он охраннику, топтавшемуся у калитки, — оставайтесь здесь. А ты, — дал знак монах другому охраннику, — следуй за мной.

— А мы? — спросили девушки, опуская лейки.

— Изыди, сатанинское отродье! — гаркнул в ответ отец Ансельм.

— Фи! — сказали девушки и, покачивая бедрами и налитыми грудями, скрылись за деревьями.

— Уф-ф, — заулыбался монах, что все так хорошо разрешилось, и заторопился к дому — кто знает, сколько здесь бродит этих обольстительных исчадий ада.

Но не успел он подняться на порог дома, как входная дверь сама собой распахнулась, и навстречу монаху вышел бодрый старикашка в черной в красную полоску хламиде и высоком колпаке с кисточкой наверху. Отец Ансельм долго разглядывал колпак, показавшийся ему совершенно дурацким, потом опустил глаза и впился взглядом в подвижное костистое лицо мага. Тонкогубый рот, чуть оттопыренные уши, острый нос и черная, с проседью борода — не очень длинная, но пышная. Пусть отец Ансельм до этого момента ни разу в жизни не видел Корнелиуса, но старикашка не мог быть никем иным. Святого отца постигло разочарование: он полагал, что столь сильный маг должен иметь более внушительную внешность.

— Про… грм-м, — прочистил горло монах. — Корнелиус, проклятый колдун и еретик, ты обвиняешься в…

— Во-первых, обойдемся без оскорблений. — У мага оказался приятный баритон. — Вам бы понравилось, если бы я заявился к вам в дом и обозвал вас, скажем, гнусной канцелярской крысой?

— Но… — опешил отец Ансельм.

— А во-вторых, пройдем в дом и там спокойно побеседуем.

— Вести задушевные беседы с вероотступником и колдуном? — взорвался монах. — У которого по саду гуляют, — прости Господи! — голые ведьмы, и светит солнце?

— Разве солнечный свет тоже уже под запретом?

— Н-нет, — растерялся святой отец, но быстро взял себя в руки. — Но не ночью же!

— Ну, если вам больше нравится ночь, сырость и холод, я могу устроить их специально для вас, — пожал плечами маг.

— Нет, нет, — поежился отец Ансельм от воспоминаний о холоде и дожде. — Меня вполне устраивает солнце и тепло.

— Прекрасно! Что же касательно девушек, то они вовсе не ведьмы, а, скорее, грациозные символы красоты природы, всего сущего и отрицания лжи. — Корнелиус развел пальцы на правой руке, будто показывал распускающийся цветок. — И часть моего великолепного сада. Он великолепен, не правда ли?

— Сатанинское наваждение! — прорычал отец Ансельм. — Блуд!

— Не более сатанинское, чем ваша святая инквизиция. Между прочим, Адам и Ева в райском саду тоже не имели одежд. Помните, в святом писании: «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились».