Глава 1
1-е сутки аренды. Мыслеотчёт арендатора
ВМЕСТО ПРОЛОГА. НОВОЛУНИЕ
Максим, наш патологоанатом, с пеной у рта доказывал, что я не могу помнить ничего за несколько минут до катастрофы, и уж тем более — после. Что всё это, мол, ложные наведённые воспоминания, смоделированные подсознанием из ранее виденных медицинских и криминальных сериалов, пусть даже я и не смотрела специально ничего подобного, но хотя бы краем глаза и периферией сознания наверняка доводилось видеть, когда была в гостях или ожидала в приемных, там такое гоняют постоянно, а человеческий мозг — штука хитрая, он запоминает многое из того, чего мы, казалось, и не замечаем вовсе. А потом лепит из обрывочной информации вполне связные и достоверные сюжетики, подсовывая их вместо настоящего. За яркую картинку сознанию проще ухватиться, чем за абсолютную черноту.
Максим говорил, что на самом деле всё было совсем не так, и что оперативники из второй машины это могут подтвердить, если я у них спрошу. Может быть, когда-нибудь и спрошу. А может, и не стану. Пока мне вполне достаточно того, что я помню — или мне кажется, что помню. Пусть это даже и наполовину самонаведённая фальшивка. Пусть даже на две трети.
Но это — моя фальшивка. Только моя.
Глава 2
Трое суток до начала аренды. 74 часа до первого мыслеотчёта
Я хорошо помню ночное шоссе, и это воспоминание вряд ли ложное. Хотя на самом деле нет ничего фальшивее полуночной трассы вдали от манящих огней большого города, да ещё и в дождь. Нет ничего подлее и обманчивее её неизменности, она успокаивает, убаюкивает, внушает ложную уверенность в незыблемости мира и собственном постоянстве. Особенно на высокой скорости — шорох ветра, шуршание дворников, шелест шин, перемигивание редких размытых фонарей вдоль обочины и длинный жёлтый язык дальнего света впереди, слизывающий километр за километром… Время от времени фары встречной машины заливают салон моей питержанки жидким янтарём, и кажется, что так будет всегда и мы никогда никуда не приедем, так и будем висеть в стремительной неподвижности ночной трассы между пунктом А и пунктом Б, как залипшая в янтаре муха, а в сотне метров, видимая лишь в зеркальце, точно так же будет вечно висеть машина опергруппы, такая же стремительная и неподвижная. Люблю скорость, люблю ночное шоссе, люблю августовские ночи — уже тёмные, но ещё короткие. Люблю, когда рядом никто не сопит, не шуршит фантиком от конфеты, не дымит сигаретой, не пристаёт с пустопорожней отвлекающей болтовнёй.
Оперативников трое всего, они предлагали ехать одной машиной — удобнее, мол, можно поспать на заднем сиденье, да и бензин. Но я отказалась. Не люблю чужие машины, пусть даже и со знакомым водителем, предпочитаю сама сидеть за рулём. И не какого-нибудь там чужого круизера, уставшего хозяина подменяя, а родной питержанки. Люблю свою машинку, вёрткую и мелкую, способную запарковаться на самом крохотном пятачке. Хоть я и оголтелая патриотка малой внутримкадной родины, но это не мешает мне признавать, что хорошие машины делают лишь на питерском ЛАЗе, нашим не чета. А если бы и делали — как бы её назвали? Москвичка, что ли? Смешно…
А потом всё вдруг меняется.
Встречка бьёт по глазам дальней галогенкой — обрывком растерянное возмущение: как они техосмотр прошли, с такими-то фарами?! Страха нет, лишь недоумение и почти обида — с какой стати на моей полосе? Паники тоже нет, но руль почему-то рвётся из пальцев, словно живой, покрышки визжат по мокрому асфальту, машину заносит боком, неумолимо, прямо под эти ослепительные галогенки, кинжальные, режущие, беспощадные, ближе, ближе… скрежет сминаемого металла… чей-то крик. Кажется, мой.
Боли не помню.
Темнота. Тишина. Холод.
Нет, холода не было, это я, наверное, потом придумала, по аналогии с операционной, там всегда очень холодно, ещё с института запомнилось, как мёрзли пальцы. Просто темнота. И тишина. И больше ничего и нигде во всём мире, и меня, наверное, тоже больше…
Вспышка!
Звуки — хриплое дыхание нескольких человек, топот, стеклянное дребезжание, дробное стаккато колёсиков каталки по коридорным плиткам…
— Восемь кубиков… давление падает… фибрилляция…
— Мы её теряем!..
А вот этого точно быть не могло, слишком уж по киношному звучит, я бы даже сказала — по сериальному. Причем из самых мелодраматичненьких и низкобюджетных. И однако же я отлично помню, что слышала именно эту фразу, и даже визгливые истеричные нотки в голосе молоденькой медсестры, её отчётливый страх — наверняка молоденькая, как же иначе, иначе по законам жанра не положено. Человеческий мозг — забавная штука…
Снова темнота и тишина. Кажется, на этот раз они длятся намного дольше. А впрочем, не уверена. Не знаю. Там, где нет ничего, нет ни уверенности, ни времени.
Вспышка!
Удар.
Или сначала был удар, а вспышка уже потом?
— Удвоить напряжение! Перейти на искусственную…
Темнота.
На этот раз точно дольше.
Максим говорит, что никакой больницы не было. Вернее, была, но не для меня, поскольку я умерла прямо там, на шоссе. Да и попробуй не умри при столкновении с гружёной фурой лоб в лоб, когда скорости удваиваются и двигатель твоей питержанки в долю секунды оказывается на заднем сиденье. Вместе с тем, что осталось, собственно, от тебя.
