Эпитафия часа

Эпитафия часа

«Эпитафия часа» — это, пожалуй, не столько полемика с мистиком Гурджиевым, на которого автор ссылается, сколько попытка ответить самому себе — каким может быть твой последний час…

Жанр: Современная проза
Серия: ecce homo [се человек]
Всего страниц: 3
ISBN: -
Год издания: Не установлен
Формат: Полный

Эпитафия часа читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Эпитафия часа

«Попытайтесь относительно ясно представить себе свой последний час жизни на Земле, — учит мистик Гурджиев. — Напишите как бы сценарий этого последнего часа, словно речь идет о съемках фильма. Спросите себя: «Так ли я хочу распорядиться своим последним часом?» Если ответ не удовлетворит вас, переписывайте сценарий до тех пор, пока он вам понравится».

Я много раз воображал себе, как это все могло бы происходить со мной. Последние профетические сеансы надиктовали мне следующие подробности финального часа моего пребывания на Земле.

Итак.

Наконец-то я посмотрю за окно беззаботным детским взглядом, понимая, что спешить некуда, потому что — бессмысленно. Хорошо бы, чтоб была ранняя осень с ее классически воспетой атрибутикой: пушкинские багрец, золото и дымка, плюс гуси и небо художника Рылова.

Я выпью кофе с коньяком — так, как мы пили их с Ирой, на ту пору еще не женой, в туристическом центре «Волгарь» под Костромой, когда страну с ребристым прозвищем СССР «путчило», и большинство из нас понятия не имело, что все это значит. Я постараюсь вспомнить — нет, не вкус, а ощущение того кофе и того коньяка. Оно называлось: «я могу себе это позволить». Главным в нем было — чуть-чуть «не знать», сколько денег у тебя в кармане. Это было, конечно, совсем крохотное «незнание», но я убежден, что именно с него человеку начинает казаться, будто он хозяин своей судьбы.

Чуть-чуть «не знать» про деньги, и чуть-чуть — про время…

Еще я буду разговаривать с сыном — весело, так, чтоб он ничего не заподозрил. Мы будем строить планы. Абсолютно блистательные, полные триумфа и оваций. И я обещаю не следить за секундной стрелкой. Время от времени я буду отлучаться в ванную и возвращаться оттуда с красным лицом, оправдываясь насморком, гриппом, соринкой в глазу, тем, что кто-то в радиусе километра режет лук, Бог знает — чем еще.

Я пересмотрю фотографии. Недавние — бегло, давнишние — медленно. «Странно, куда из этого архива подевались девушки и женщины, которых я имел наглость считать когда-то своими?» — вот тот вопрос, который я не задам жене. Во-первых, она не в курсе. Во-вторых, я найду, о чем с ней поговорить.

Возможно, я скажу ей то же самое, что успел сказать мой отец моей маме: береги себя, тебя пожалеть — некому. Но если я так скажу, я ведь все испорчу! Да, иногда сказать главное означает — все испортить. Жена, безусловно, может в свою очередь спросить: ты меня любишь? Но кто мне помешает уклониться от ответа? Я вообще могу прикинуться глухим, как Бетховен. Она потом будет рыдать: представляете, он перед смертью ничего не слышал!..

Лучше всего, конечно, ей что-нибудь подарить. Напоследок. Допустим, цветы. Но нет! Боже упаси! Это ее напугает еще больше, чем фраза «береги себя». Нет…

Пожалуй, вот что: я пообсуждаю с ней Захарию Ситчина. Я скажу ей, что верю в аннунаков — ей будет приятно…

Вы знаете, кто такие аннунаки? Это обитатели двенадцатой планеты нашей Солнечной системы — Нибиру. Не очень ритмично они посещали Землю и заложили основы древнейшей цивилизации. Так считает Захария Ситчин, кивая на шумеров, аккадцев, хеттов, вавилонян. Так считает моя жена, кивая на Ситчина. Так буду, с легким кивком, повторять и я. Погребая Дарвина под Ситчиным. Теорию видов — под теорией провидения. Приземленность — под небом. Эволюцию — под чудом.

Это будет мой ответ на ее вопрос: ты меня любишь?

Буду ли я звонить маме? Брату? Возможно.

Буду ли перечитывать какие-то книги? Разве что Довлатова. «Заповедник» и «Компромисс». Я чувствую: они и про меня.

Буду ли смотреть телевизор? Нет.

Буду ли писать письмо? Да. К сожалению. Человек моего пошиба обязательно кому-то чего-то пишет. Все время. Я легко представляю себя сидящим в исповедальных муках за компьютером. На мониторе, вверху страницы — два слова: «Здравствуй, Господи!» Что дальше — неизвестно. Вероятно, что-то о моей жизни. Ниже — подпись: «С уважением, ламер такой-то». Пред Богом все мы — ламеры.

Буду ли я размышлять о том, чего бы такого съесть? Или думать о сексе? И в каком контексте я буду (если, конечно, буду) о нем думать? Буду ли я его желать или это будет некое воспоминание (о прошлой жизненной ситуации или, может, об эпизоде эротического фильма)? А если буду желать, то — с кем? С женой или с кем-то еще? В пятничных снах мне, случалось, являлись другие, с бронзовой грудью, с хищными губами, с повышенным градусом нежности…

Чем я воспользуюсь напоследок? Какими предметами? Тут есть над чем подумать. Я могу лишь предполагать, что без штанов — не обойтись. Еще — футболка. У меня есть футболка с моим лицом. Белая — это символично. Я смотрю поверх очков, под мышкой, как термометр, — секундомер. Над головой — надпись: «Я живу, чтобы писать, и пишу, чтобы жить». Надену я ее или нет? Сменю ли носки, трусы? Останусь ли в китайских шлепках или же обуюсь в кроссовки Nike?

Возможно, я возьму в руки молоток и забью гвоздь… Нет, невозможно. Чего ради? Сидел, сидел, не забивал — и вдруг…

Нет-нет, в последний час — не до излишеств.

Вот. Я составил список вещей, которые всегда таскаю с собой: мобильник, кошелек, носовой платок, шариковая ручка, записная книжка размера «pocket», расческа и ввосьмеро сложенная газета — на всякий случай.


Еще от автора Юрий Божич
Жако, брат мой...

«В церкви она не отрываясь смотрела на Святого Духа и заметила, что он немножко похож на попугая. Сходство это показалось ей разительным на эпинальском образке Крещения. Это был живой портрет Лулу с его пурпурными крылышками и изумрудным тельцем… И когда Фелисите испускала последний вздох, ей казалось, что в разверстых небесах огромный попугай парит над ее головой».Не исключено, что вы усмехнетесь на это и скажете, что героиня «Простой души» Флобера — это нелепость и больные грезы. Да, возможно. Но в таком случае поиски гармонии и веры — внутри и вокруг себя — это тоже всего лишь нелепость и больные грезы.


Тень от носа

«Без носа человек — черт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин, — просто возьми, да и вышвырни в окошко!»(Н.В. Гоголь, «Нос») .


Жалкий жребий реформ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Похвала зависти

Мы не всегда ругаем то, что достойно поношения. А оскомина наших похвал порой бывает приторной. Мы забываем, что добро и зло отличает подчас только мера.


Вечер трудного дня

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пенза-5

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Приключения Маши Михайловой

Как вы думаете, может обычная школьница стать гением частного сыска? Распутывать преступления, какие и настоящим сыщикам раскрыть не под силу? Оказывается, есть такая школьница! Зовут ее Маша Михайлова, и сам Майор всегда обращается к ней за помощью, и Маша еще ни разу не подводила его!


Счастье жить

После смерти Саши Вета не знала, как жить. А ведь гадала ей цыганка, что смерть придет за женихом перед свадьбой, — не послушалась, могли бы и без штампа жить счастливо. Вета бросила все: учебу, столицу, родителей — и сняла квартиру в тихом провинциальном городке. Жизнь потихоньку брала свое. Талантливый музыкант Дима был уверен, что сумеет сделать девушку счастливой; она и сама почти поверила в это. Но однажды раздался звонок, и мужской голос назвал ее Ивушкой — как звал только единственный в мире человек…


Жемчужина в мутной воде

Порнозвезда Светлана Мордакина, напуганная многократным вторжением в свои апартаменты хулиганов, уродующих ее мебель и личные вещи, нанимает телохранителя Евгению Охотникову. Озадаченная происходящим, Женя начинает собственное расследование. И узнает, что некто методично убивает, вернее, доводит до самоубийства актрис порнофильмов. Кто он? Извращенец, борец за чистоту нравов или безжалостный мститель за чью-то поруганную честь? Охотникова выслеживает преступника, вступает с ним в схватку, но незнакомец в маске оказывается достойным противником.


Девушка с береттой

Преуспевающий нефтяной магнат Сергей Баранов, на глазах у которого какой-то юнец открывал дверцу его шикарного «Мерседеса», не успел даже крикнуть — рванул взрыв, взметнулось пламя, обломки металла и куски тела угонщика разлетелись по двору. Два дня спустя, когда Сергей возвращался со сходки авторитетов, на него вновь было совершено покушение, а через день в него стреляли в кафе. Телохранитель Женя Охотникова, расследуя цепь покушений, выходит на некую организацию, планомерно отстреливающую крупных бизнесменов.


Полное лукошко звезд

Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.


Опекун

Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.


Бетонная серьга

Рассказы, написанные за последние 18 лет, об архитектурной, околоархитектурной и просто жизни. Иллюстрации были сделаны без отрыва от учебного процесса, то есть на лекциях.


Искушение Флориана

Что делать монаху, когда он вдруг осознал, что Бог Христа не мог создать весь ужас земного падшего мира вокруг? Что делать смертельно больной женщине, когда она вдруг обнаружила, что муж врал и изменял ей всю жизнь? Что делать журналистке заблокированного генпрокуратурой оппозиционного сайта, когда ей нужна срочная исповедь, а священники вокруг одержимы крымнашем? Книга о людях, которые ищут Бога.


Если ты мне веришь

В психбольницу одного из городов попадает молодая пациентка, которая тут же заинтересовывает разочаровавшегося в жизни психиатра. Девушка пытается убедить его в том, что то, что она видела — настоящая правда, и даже приводит доказательства. Однако мужчина находится в сомнениях и пытается самостоятельно выяснить это. Но сможет ли он узнать, что же видела на самом деле его пациентка: галлюцинации или нечто, казалось бы, нереальное?


Ещё поживём

Книга Андрея Наугольного включает в себя прозу, стихи, эссе — как опубликованные при жизни автора, так и неизданные. Не претендуя на полноту охвата творческого наследия автора, книга, тем не менее, позволяет в полной мере оценить силу дарования поэта, прозаика, мыслителя, критика, нашего друга и собеседника — Андрея Наугольного. Книга издана при поддержке ВО Союза российских писателей. Благодарим за помощь А. Дудкина, Н. Писарчик, Г. Щекину. В книге использованы фото из архива Л. Новолодской.


Рефлекс символа

Эссе «Рефлекс символа», где Гитлер произносит знаменитое: «Чума на оба ваши дома!..», едва ли б появилось, если бы у автора не возникло ощущения, что сведение мира к примитивной символике в конце концов ведет к его краху.


Кино для Ватикана

Это эссе может показаться резким, запальчивым, почти непристойным. Но оно — всего лишь реакция на проповедь опасных иллюзий — будто искусство можно судить по каким-то иным, кроме эстетических, законам. Нельзя. Любой иной суд — кастрация искусства. Оскопленное, оно становится бесплодным…