Любовь – упавшая звезда, что остается в сердце навсегда.
В большой гримерной за кулисами концертного зала отеля «Пьер» в нью-йоркском Мидтауне царила атмосфера лихорадочной спешки. Сорок пять высоких, худых как щепки, полураздетых девушек-моделей неподвижно сидели на низких пуфиках, стояли перед высокими зеркалами или примеряли туфли и платья, пока многочисленные стилисты и визажисты торопливо работали над их прическами и макияжем. До начала показа оставались считаные минуты, и напряжение все нарастало. То и дело требовались срочные изменения в костюме той или иной манекенщицы, и тогда в дело вступали ассистенты, вооруженные ножницами, булавками и катушками клейкой ленты.
Знаменитый кутюрье Дэвид Филдстон расхаживал между девушками, всматриваясь то в одно, то в другое платье или костюм. За ним по пятам следовал оператор с громоздкой видеокамерой на плече. Он снимал эпизод для рекламного фильма, посвященного очередной Неделе высокой моды, а Филдстон рассказывал о своей новой зимней коллекции. Сам кутюрье был высоким, стильно одетым и довольно моложавым на вид мужчиной, хотя его густые волосы уже тронула седина. Ему не исполнилось и пятидесяти, но он проработал в модном бизнесе уже больше двадцати лет и был в этом мире хорошо известен. Два года назад Филдстон, однако, оказался на грани банкротства. Критики и журналисты утверждали, что он выдохся, что его моделям не хватает свежести и оригинальности, что он повторяется и уже не в состоянии угнаться за требованиями времени. И, по большому счету, так оно и было. Дэвид понимал все едва ли не лучше других и лихорадочно искал выход из тупика.
К счастью, в последнее время в его делах наметился перелом к лучшему, и все благодаря энергии и таланту молодой Дженни Арден. Именно ее усилиями он сумел вернуться практически из небытия и сейчас снова был на подъеме. Коллекция к новому сезону оказалась едва ли не лучшей из того, что Филдстон создал за свою карьеру. Конечно, дизайном занимался сам Дэвид и мог по праву этим гордиться, но… как говорится, дьявол – в деталях, а за них как раз и отвечала Дженни, его советник-консультант. Созданные с ее помощью платья и костюмы отличались изяществом, изысканностью и приятной глазу новизной. Больше того, теперь они казались живыми, тогда как раньше напоминали просто драпировки: сшитые по всем правилам дизайнерского искусства, они, однако, оставались холодными и абсолютно не функциональными. А вот новые модели хотелось носить.
И это была заслуга Дженни – что сам Филдстон всегда признавал. Он, правда, отнюдь не кричал об этом на всех углах, однако в беседах с самыми близкими друзьями и коллегами не раз говорил, что Дженни – подлинный гений и может спасти самую бездарную коллекцию, всего лишь сдвинув на полдюйма в сторону пройму, распустив вытачку или изменив форму воротничка.
Сама Дженни оценивала свою роль гораздо скромнее – главным образом потому, что действительно не занималась конструированием одежды в полном смысле этого слова. Она лишь проводила для Дэвида соответствующие исследования и подавала оригинальные идеи или находила свежие решения, благодаря которым его коллекция начинала «играть», привлекая всеобщее внимание. В межсезонье, когда работа над новыми моделями шла, что называется, ни шатко ни валко, они встречались всего два-три раза в неделю. Когда же наступало время представить результат на суд зрителей, Дженни работала с Дэвидом гораздо плотнее, лично наблюдая за тем, как преображается каждая мелочь из батиста или крепа. Разумеется, Дэвид щедро платил ей за советы, благодаря которым вернулся в обойму ведущих модельеров. Правда, он не был ее единственным клиентом, но зато самым известным, и именно с ним Дженни добилась наибольшего успеха.
Мир моды Дженни любила беззаветно и искренне, с раннего детства. Ее бабушка, француженка по происхождению, когда-то была лучшей закройщицей – «конструктором одежды», как это тогда называлось, – в одном из крупнейших парижских ателье, а мать работала там же швеей. Впоследствии, уже в Америке, в Филадельфии, куда они перебрались после войны, мама с бабушкой основали собственный небольшой бизнес, копируя для клиентов лучшие образцы парижских домов моды. Дженни внимательно за всем наблюдала, а когда ей исполнилось восемнадцать, поступила в парсонсовскую Школу дизайна в Нью-Йорке. Она хотела стать модельером, однако заскучала на утомительных занятиях. Работать с тканями, чертить детали будущих выкроек было не особенно интересно, и Дженни не хватало для этих расчетов терпения. Довольно скоро она убедилась, что таланта к моделированию одежды у нее нет или почти нет. Куда больше ее интересовали не сами модели, а общие тенденции моды, их направление и развитие, и именно в этой области Дженни неожиданно нашла свое призвание. Нынешние клиенты часто отмечали ее способность «учуять», что будут носить через год или пять, и при этом никогда не ошибаться. Наделенная тонким художественным вкусом, Дженни действительно могла предугадать развитие той или иной только что появившейся тенденции моды, а благодаря советам, которые она давала своим клиентам, одобренные ею фасоны завоевывали подиумы по всей стране и за рубежом. Можно было даже сказать, будто она не просто заглядывает в будущее, а сама формирует тенденции, творит моду. Официально ее работа называлась «художественный консультант», но, по сути, Дженни была самой настоящей музой для тех модельеров и кутюрье, которым посчастливилось с ней работать. От ее острого глаза не ускользала ни одна деталь, ни один стежок. Дженни знала, как следует носить ту ли иную вещь, отменно разбиралась в аксессуарах и бижутерии. «Стиль – это все», – утверждала она, когда приходилось убеждать заупрямившегося кутюрье изменить что-либо в новой модели. «Мало нарисовать и скроить платье, костюм или пальто, – говорила Дженни. – Нужно еще оживить их, вдохнуть в них душу, чтобы предмет одежды превратился в нечто, живущее своей собственной жизнью, и как результат – обрел способность поражать окружающих». Дженни и сама вкладывала в работу весь жар души, заражая клиентов своей энергией и взглядами, которые впоследствии, обретя форму фантазийных платьев и необычайных гарнитуров, поражали зрителей и критиков во время демонстраций на подиумах готовых коллекций.
