Повесть
Поселок наш, теснимый с одной стороны тайгой, с другой — Обью, вынужден постоянно бороться за существование. В сильные разливы река обязательно уносит у кого-нибудь половину огорода, а то и всю усадьбу вместе с домом. И тогда потерпевший перебирается поближе к лесу на новую улицу, а вместо него приходит черед соседа, живущего через дорогу. И так из года в год, сколько помнят себя здесь люди.
Многие давно собрались бы и уехали, да крепко привязали их к себе те же река и лес. Они кормят человека зимой и летом, но особенно благодарны им люди весной, когда вслед за ледоходом на север прилетают табуны уток, а рыба по протокам устремляется на залитые водой луга. Тогда все мужики садятся в лодки и едут на промысел. И каждый возвращается с добычей, с убитыми утками и пойманной рыбой. После долгой северной зимы они особенно вкусны. Тем более, что никаких продуктов, кроме соли, сахара и серой, разваривающейся словно кисель лапши на Севере не продают.
Но одна особенность отличает здешних охотников. Никто не скажет тебе, где и сколько уток он настрелял, в какой протоке ставил сети. Люди тут не особенно разговорчивы, каждый привык надеяться лишь сам на себя…
Сосед мой, Антон Безрядьев, широкоплечий пятидесятилетний мужик из здешних старожилов, сразу поставил дом поближе к тайге. Вернее не он, а его отец, оказавшийся здесь в начале тридцатых. Но дом до сих пор стоит крепко, только бревна почернели от ветра и дождей. Жил Безрядьев замкнуто, как и многие в поселке, редко к кому ходил в гости, и у него гостей было мало. Никто не помнит, чтобы он обращался к соседу за по-мощью. В тайгу всегда уходил один, и этому тоже не удивлялись. Кому охота показывать заповедные кедровники, дорогу к которым открыли еще отец или дед, лосиные переходы и рыбные места? Каждый должен найти их для себя сам. Так уж повелось в поселке.
До сих пор не пойму, почему Безрядьев проявил ко мне дружеское расположение. Наверное, потому, что я решил подтянуть по физике его сына Вовку, учившегося в шестом классе. Антон еще имел дочку, но та уже вышла замуж и жила отдельной семьей.
Возвращаясь однажды с метеостанции к своей квартирной хозяйке, я встретил на улице Вовку. Он катился на одной лыже, другая, сломанная, была у него в руках.
— Не влетит от отца? — спросил я, кивая на обломок.
— За лыжу нет, а за физику может, — шмыгнув носом, ответил Вовка.
— А что у тебя с физикой?
— Задачу не могу решить. — Вовка приставил к лыже обломок, прикидывая, как ее лучше скрепить. Потом посмотрел на меня.
— Приходи ко мне, решим вместе, — предложил я.
Вовка нравился мне своей обстоятельностью, не по годам взрослыми рассуждениями. Он был неплохим рыбаком и уже не однажды ездил с отцом на охоту. На Севере дети взрослеют быстро.
Через полчаса он пришел ко мне с тетрадкой и учебником физики. И хотя я давно не брал в руки этот учебник, с задачей мы разобрались быстро. С тех пор Вовка стал часто наведываться ко мне, и вскоре тройки по физике сменились на четверки, а однажды он получил даже пятерку.
В конце апреля, когда снег уже начал подтаивать, я увидел Антона Безрядьева, сидевшего на крыльце и вырезавшего из куска дерева утиное чучело.
— На охоту собираешься? — спросил я, остановившись около Антона.
Он оторвался от работы, окинул меня взглядом с ног до головы и, снова опустив глаза к куску дерева, неторопливо произнес:
— Отощал ты у нас за зиму-то, учитель. Может, тебя за реку взять?
Последняя фраза прозвучала в форме вопроса, но я понял, что Безрядьев уже думал об этом раньше. Так просто он не говорит ничего.
Нельзя сказать, чтобы я был заядлым охотником, однако побыть несколько дней один на один с природой всегда приятно. Наблюдения на метеостанции за меня могла провести Катя, молодая учительница, приехавшая сюда на год раньше, чем я. Хозяйка, у которой я жил, уже несколько раз, словно рассуждая вслух, говорила:
— Был бы ты охотником, батюшко, дала бы тебе дедово ружье. У него и пороху, и дроби в достатке осталось.
Охота для нее, выросшей здесь, на Севере, считалась делом настоящего мужчины. Без нее и теперь прожить трудно, а раньше она была одним из основных источников существования. Мне было бы приятно привезти домой с десяток уток и выложить их перед хозяйкой, как это делают вернувшиеся с охоты здешние мужики. Мой авторитет в ее глазах сразу бы подскочил неимоверно. Но я всегда отвечал ей, что один поехать не могу, так как охотничьих мест не знаю, а в напарники никто не берет.
И вот теперь получил неожиданное приглашение от соседа.
— Надо поговорить с Катей, — сказал я Антону, все так же возившемуся с чучелом. — Если возьмется понаблюдать за меня, я бы поехал.
— Мое дело предложить, — сказал Безрядьев, рассматривая на вытянутой руке деревянную утку прищуренным глазом. Потом зажал чучело между колен и осторожно снял с его спины ножом несколько тонких стружек. Я понял, что второй раз повторять свое приглашение он не будет.
Когда я попросил хозяйку показать ружье, оставшееся от мужа, она, не скрывая улыбки, всплеснула тонкими сухими руками:
— Неужто собрался, батюшко ты мой?
— Безрядьев приглашает, — ответил я, глядя на повеселевшую хозяйку.
![Позади фронта [= Полевая жена]](/storage/book-covers/f0/f0c7889eb7b8b7647767c1e5cb32757d2c48cb39.jpg)
