Она сидела в маленькой четырехугольной башне на крыше Гростенсхольма. Пылающие глаза, не отрываясь, смотрели на грозовые тучи. Всякий раз, когда на небе вспыхивала молния, лицо ее загоралось восторгом и глаза светились желтым, как сера, огнем.
— Ингрид! Ингрид! Где ты? — слышала она зов родителей, но не отвечала им.
Сейчас они для нее не существовали. Это был ее час, ее мир».
В ней пробуждались темные силы. «Я одна из них, — думала Ингрид с гордостью, — потому что все, несущие на себе печать Людей Льда обладали чувством собственной исключительности. Я всегда это знала, но до сих пор не придавала этому значения.
Альв Линд из рода Людей Льда, сын Никласа и Ирмелин, женился на девушке из своего прихода. Ее звали Берит. Как и большинство деревенских девушек, она была крепкая, трудолюбивая, мечтательная и очень гордилась тем, что богатый хозяин Гростенсхольма и Линде-аллее выбрал ее себе в жены. Несмотря на молодость, Альв был хозяином двух крупных усадеб. Собственно, Элистранд тоже должен был достаться ему, но тут неожиданно появился еще один наследник из рода Людей Льда, Ульвхедин, ему и достался Элистранд. Альв вздохнул с облегчением. Ему было бы не управиться сразу с тремя усадьбами.
Перед свадьбой он серьезно поговорил с Берит. Все в селении знали о проклятии, тяготевшем над их родом: хоть один ребенок в каждом поколении, но нес на себе печать Люден Льда, и мать этого ребенка, как правило, умирала при его рождении. В случае с Альвом все осложнялось еще и тем, что он из своего поколения женился последним. Кристиана уже родила сына Венделя, и он избежал родового проклятия. Элиса, жена Ульвхедина, родила Йона, его тоже проклятие не коснулось. Из Швеции пришло письмо с сообщением о том, что у Тенгеля Третьего, сына Виллему и Доминика, тоже родился обыкновенный ребенок. Все знали, что эти пары скорее всего не будут больше обзаводиться детьми.
Оставался только будущий ребенок Альва…
Осмелится ли Берит, зная все это, выйти за него замуж? Был большой риск, что их ребенок родится уродом, а она сама умрет родами.
Но Берит любила красивого, светловолосого Альва, и, несмотря на грозившую ей опасность, согласилась выйти за него замуж.
Все шло своим чередом. Берит родила девочку с огненно-рыжими волосами, горящими желтыми глазами и прелестным личиком. И плечи у нее не отличались непомерной шириной, что нередко убивало роженицу. Маленькая Ингрид была очаровательным ребенком, глядя на нее, никто не сказал бы, что она может нести на себе проклятие Людей Льда. Об этом напоминал лишь цвет ее глаз. Таких желтых, как сера, глаз не было ни у кого. А вот характер… Это был не ребенок, а тролль, дикарка, не поддающаяся воспитанию.
Трудности, которые в свое время пережили Тенгель, Силье и Суль, не шли ни в какое сравнение с теми, которые выпали на долю Альва и Берит.
К тому же Ингрид отличалась таким умом и так много знала, что даже весьма ученые люди избегали пускаться с ней в споры. Она не уважала никого вплоть до пастора. И, может быть, его уважала еще меньше, чем всех остальных. Ингрид боялась церкви как чумы, что особенно настораживало Альва и Берит. Они знали, что те потомки Людей Льда, кого проклятие рода коснулось сильнее других, избегают переступать церковный порог.
Дальний родственник Ингрид, Йон Паладин, сын Ульвхедина из Элистранда, тоже был очень способный мальчик и занимался с пастором всевозможными науками. Однако Ингрид по своим способностям превосходила Йона. Альв обратился к пастору с просьбой, чтобы он позволил Ингрид посещать занятия вместе с Йоном.
Но и пастор и Ингрид одинаково воспротивились этому. Пастор даже помыслить не мог, чтобы среди его учеников появилась девочка — это было неслыханно! А может, до него дошли слухи о ее остром уме, и он опасался подвергать свою репутацию ученого мужа ненужному испытанию. К тому же он не мог смириться с ее неприятием церкви и много раз подумывал, не заслуживает ли она примерного наказания, вроде порки розгами у позорного столба. Он бы давно осуществил эту потаенную мечту, если бы Ингрид не принадлежала к столь уважаемому роду. Людей Льда лучше не задевать, это пастор усвоил уже давно.
Что касалось Ингрид, она ни под каким предлогом не желала иметь дело с пастором, и никто на свете не мог бы заставить ее учиться у него. Но выход из положения был найден: Йон приходил после занятий в Гростенсхольм и учил Ингрид всему, чему научился сам. Два года такой порядок устраивал всех. Но потом пастор уже не мог научить Ингрид ничему новому. Кончилось тем, что однажды, бросив угрюмый взгляд на книги, по которым училась, Ингрид одним движением руки скинула их на пол.
— Поганый святоша! — процедила она сквозь зубы. — Пусть подотрется своими книгами!
— Ингрид! — одернул ее Альв, но наказать дочь не мог. Никто не смел даже прикоснуться к ней, так же, как в свое время — к Суль. Тому, кто поднимал на нее руку, Ингрид мстила самым безжалостным образом. Однажды Берит отшлепала ее, и на другой день вся ткань на ее кроснах оказалась изрезанной. Последовало новое наказание. Во время ужина Ингрид стояла в углу и бормотала про себя какие-то чудные слова, и каша на тарелке Берит вдруг превратилась в омерзительных червей прямо у нее на глазах. С тех пор Берит больше никогда не наказывала дочку.