Чикшулуб
Т. Корагессан Бойл
Chicxulub
Моя дочь идёт по обочине шоссе поздним вечером и время, честно говоря, слишком позднее, нежели позволено быть одной на улице девочке семнадцати лет, даже в таком безопасном городке как наш. Тем более, когда идет дождь, первый этой осенью, и асфальт покрыт столь тонкой скользкой несмешиваемой смесью воды и битума, что даже автоледи, пребывающей в своих лучших кондициях, а не той, которая прежде чем сесть за руль уже пропустила парочку яблочных мартини да тройку высоких бокалов Пино Нуар, придётся ещё попыхтеть, чтоб её авто не выскочило на тротуар, ливнесток, кустарник или центральную разделительную полосу, не дай боже ... Впрочем, я, собственно, хотел поговорить не об этом, или, во всяком случае, не прямо сейчас.
Слыхали о Тунгуске? Что в России?
Это район последнего известного науке столкновения с земной поверхностью крупногабаритного космического объекта, случившегося около ста лет назад. Но это не совсем так – на самом деле, метеор диаметром предположительно 55 метров до земли не долетел. Энергия прохождения метеорита сквозь атмосферу, мощное давление и нагрев её перед ним, привело к его взрыву на высоте около 8 км от земли, хотя термин "взрыв" не совсем соответствует сути этого явления. Это была детонация – световая вспышка и ударная волна – взрывная мощность которой была в восемьсот раз выше атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму. В полусотне километров от эпицентра катаклизма его взрывная волна настигла и сразила наповал целые стада скачущих от неё галопом северных оленей, а в полусотне километров в другую сторону одежда у какого-то охотника вспыхнула как факел, даже невзирая на то, что он перед этим был свален на землю. Около двух тысяч квадратных километров сибирской тайги были сровнены с землей в один миг. Припозднись этот метеор лишь на каких-то четыре часа, то он ахнул бы над Санкт-Петербургом, истребив всё живое в этом знаменитом городе архитектурного стиля барокко. А ведь он был каменной глыбой всего лишь каких-то 55 метров в диаметре.
К чему я клоню? А к тому, что лучше бы вам встать на колени да помолиться своим богам, поскольку этот гигантский вращающийся шар, на котором мы летаем, каждый год пересекает орбиты порядка двадцати миллионов астероидов, из которых как минимум тысяча имеют диаметр более полутора километров.
Но вот моя дочь. Она сейчас где-то там под дождем, в темноте, идёт домой. Мы с Морин купили ей машину, Хонда-Сивик, самую безопасную штуковину из всех, что ездят на четырех колесах, да только вот беда, она подержанная или "секонд-хэнд" на дилерском жаргоне, и, как водится, пока что пребывает на автосервисе из-за проблем с трансмиссией, ну а так как дочке сегодня просто приспичило встретиться с подругами в торговом центре, чтоб посудачить да похихикать, помахивая сдвоенными палочками с гладкими радужными ломтиками сырой рыбы и маринованного имбиря, то её туда подбросила подруга Кимберли, которая должна была завезти её и назад домой. У нашей дочки, Мэдди, есть мобилка и, в принципе, она могла бы позвонить нам, но не позвонила ... или так оно выглядит. И вот она идёт пешком, под дождем. А Элис К. Питерман из дома №16 по Брайер-лейн, белая, разведенка, риэлтор с фирмы Хайпириэн, которая в баре сначала ковырялась в салате, а потом забыла на барной стойке свои очки, не справляется с управлением своей легковушкой.
Время уже за полночь. Я лежу, в чём мать родила, в постели с книгой, не в силах сосредоточиться на словосочетаниях и строго нисходящих абзацах, поскольку Морин сейчас в ванной облачается в прозрачный черный пеньюар, купленный ей мною в магазине Викториез-сикрит к дню её рождения, и каждый её звук – скрип петель дверцы туалетного шкафчика, шорох зубной щетки при чистке зубов, шум воды из крана – заводит меня. Я зажег свечу и жду, когда Морин войдет в спальню, чтоб затем погасить свет. Перед этим мы пили коктейли, а к ужину бутылочку вина, потом, сидя рядышком на диване у камина, пустили по кругу косячок, ведь нашей дочери не было дома и мы могли сделать это так, чтобы никто ничего не узнал. Я прислушивался к тихим звукам из ванной, соблазнительным, пьянящим. Я уже готов. Не то слово, как готов. – Эй, – зову я, понижая голос, – ну ты идёшь или нет? Ты же не заставишь меня ждать всю ночь?
В дверном проеме появляется её лицо, сквозь облегающий черный шелк просвечиваются светлые очертания её грудей и темные соски. – О, ты ждёшь меня? – говорит она, превращая это в игру. Она застывает у двери и я вижу, как на её губах возникает улыбка наслаждения моментом и желания продлить его. – А то я подумала, не спуститься ли мне во двор да поработать немного в саду – не надолго, может, на пару часиков. Ну, знаешь ли, разбросать навозика, подсыпать перегнойчика под розы. Ты ведь подождёшь меня, да?
Тут вдруг звонит телефон.
В течение первых двух звонков мы тупо пялимся друг на друга, после чего Морин говорит, – Я лучше возьму трубку, – а я ей, – Нет-нет, не вздумай. Нам не до чего. И не до кого.
Но она уже идёт.
– Не вздумай, – ору я ей, а её голос отзывается, – А если это Мэдди? – и потом я вижу, как она прижав губы к трубке, шепчет, – Алло?
