Зюзя. Книга вторая - [10]

Именно хозяину усадьбы и принадлежит знакомая мне паровая ехалка, на паях с приснопамятным Василием Васильевичем. Концессионный бизнес, чтоб им…

Охранник считал выдающимся достижением свою работу по охране заднего двора, надменно сообщая об огромном конкурсе на такое шоколадное место. Думаю, врал, оправдывая сам для себя собственную никчёмность.

Правдой оказалось и то, что машинист был тестем хозяина усадьбы, женатого на его младшей, поздней дочери и имевший двух внучек-близняшек семи лет.

Как-то упомянул из интереса про сектантов-веганов, и, неожиданно, эта тема нашла горячий отклик в сердце моего ночного собеседника. Крепко он эту братию уважал. Но тоже однобоко. Ему ужасно нравились их порядки, по которым женщина мужу слова поперёк сказать не могла, подчиняясь безропотно во всём. Борис мусолил эту тему долго, со вкусом и массой ненужных подробностей. Но и тут, среди потока словесной шелухи, удалось узнать полезное: эти странные люди живут к северу отсюда; первое их поселение, больше похожее по описанию на блокпост, стоит километрах в пятнадцати по старой дороге. Где расположилось основное – охранник не знал.

Народ там, с его слов, подобрался замкнутый, необщительный, ставящей своей целью создание гармонии с окружающим миром. Но не совсем уж оторванный от реальности. Оказалось, сектанты здесь частые гости – на обмен крупы разные привозят, дрова. Их предводитель дела какие-то ведёт с Михалычем – потому иногда даже лично приходит для утрясания наиболее серьёзных вопросов.

В порыве болтливости Боря и про то, как добраться к веганам, рассказал: «Как из ворот выйдешь, так первый поворот налево, на большак, он тут один, и жарь по прямой, а там прямо в них упрёшься». Пытался разведать намёками о тонкостях религии; о том, нет ли у них чего необычного (про Слизня) – однако получал единообразный ответ: «Да нах оно мне надо. Живут – и живут».

Узнал и про тварей. «Есть, как не быть! Только мы в леса не суёмся, незачем. Сами они не нападают, боятся!» – гордо, высокомерно вещал охранник. Ага, боятся, как же… Смысла с вами связываться не видят, вот и весь секрет. У них экспансия на север, а в этих краях, как мне думается, Место находится, которое разумные тщательно оберегают и без нужды стараются не светить.

Спал я из-за ночных бесед урывками, пока Борис, в редких потугах служебного рвения, делал обходы вверенной ему территории, но нисколько не жалел об этом. Информация всегда чего-то стоит.

Зюзя шла на поправку. В те нечастые моменты, когда удавалось подойти к вольеру без сопровождающих каждый мой шаг внимательных глаз, я старался успокоить подругу и лишний раз обнадёжить. Цепь с неё каким-то образом сняли, и она теперь имела возможность передвигаться по клетке. Сняли и повязку, обнажив уродливую, но зашитую, рану на шее. Омерзения ей добавляла криво, клочками выстриженная шерсть вокруг, из-под которой проглядывала бледная, грязная кожа. Ничего, шерсть не руки – вырастет, не страшно.

…Ни на секунду не оставлял я мыслей о побеге, вот только пути для него не видел. Не было в этой усадьбе слабых мест. Как ни подбадривал добермана, однако сам плавно скатывался в уныние. Ещё и Борис тошнит своими мелкобытовыми драмами по ночам…

Прошла безликая, однообразная неделя. Как-то в обед, когда хозяйские дети спали, а потому меня пускали убирать «чистую» половину усадьбы, небрежным окриком в беседку опять позвал дед. В этот раз он был благодушен. Сидел, небрежно развалившись в ротанговом кресле. На ногах мягкие, с опушкой, тапки; на столике рядом ополовиненный графинчик с вишнёвой наливочкой. Правильной, с корицей, с мускатным орехом, на слегка подзабродивших ягодах. Такую раз продегустируешь – на всю жизнь запомнишь; а аромат… просто божественный, пряный, нежный.

Знаю, о чём говорю… Я пробовал. Давно, дома. Пару раз даже воровал вкуснятину у отца в отроческом возрасте, чтобы потом в овраге, подальше от взрослых, с друзьями распить без закуски.

Вот и сейчас рот непроизвольно наполнился ностальгической слюной. Сглотнул, подобрался. Хорошего от этого человека ждать не приходится.

– Что, одноглазик, здоровье как? – пьяненький машинист был сама любезность. – Не обижают тебя, хорошо ли кормят?

Господи… как хочется сломать ему челюсть, а потом долго прыгать, слушая хруст рёбер, на его впалой груди… И частушечки петь под это дело!

– Всё хорошо, всем доволен, – скороговоркой выпалил я. – Жалоб не имею.

Старичку такой ответ явно понравился.

– Может Ванька и прав… – неожиданно пристально всмотрелся он мне в глаз. – Кончить всегда успеем, попробуем из тебя пользу извлечь. Молодец зятёк, рачительный хозяин…

Желание изувечить Василия Васильевича только усилилось. Скотина, как с вещью со мной общается. И ведь понимает, что творит; сознательно глумится, для удовольствия. Наверное, всю жизнь мечтал стать большим и важным, а был маленьким и на побегушках – теперь вот в тени Михалыча пёрышки распушил, гнилушка…

Между тем дед не затыкался:

– Хе-хе… Ловко я вас тогда провёл. Командиры твои как ни старались – не смогли меня на вранье поймать. А знаешь почему?! – я отрицательно покачал головой. – Потому что я не врал! Чистую правду говорил, только не до конца. Если хочешь спрятать правду – прячь её в другой правде! Ничего сложного. Об одном горюю – помощника своего, Петьку, пришлось пристрелить со спины, чтобы лишнего не наболтал. Так что без подручного я теперь… Ну ничего, нового выучу! А остальных гавриков ваши придурки перестреляли – прямо подарок судьбы! Один я остался – ври, что хочешь! Хе-хе… Те людишки – тьфу! Мусор! Паровоз важен был! Ты думаешь, он рухлядь слабосильная? Да он как новенький, это я вам цирк устраивал – мол, поломанный, неухоженный…