Звездная девочка - [27]
Она видела то, что не видят другие. Я даже не знал, что вокруг нас происходит столько всего.
Она постоянно тянула меня за руку и говорила:
– Смотри!
Я оглядывался по сторонам, ничего не замечая.
– Куда?
Она показывала.
– Туда.
Поначалу я ничего не видел. Она указывала то на дверь, то на человека или на небо. Но все это, на мой взгляд, было таким обычным и непримечательным, что в моем сознании проходило по разряду «ничего особенного». Я пребывал в мире сплошного серого «ничего особенного».
Поэтому она останавливалась и говорила, что входная дверь дома, мимо которого мы проходим, голубого цвета. И что в прошлый раз, когда мы тут проходили, она была зеленой. И что, насколько она может вспомнить, жители этого дома перекрашивают свою входную дверь несколько раз в год.
Или она шептала мне, что тот старик на скамейке возле торгового комплекса «Тюдоровская деревня» держит в руке свой слуховой аппарат и улыбается, и что на нем пиджак с галстуком, как будто он отправляется на какое-то важное мероприятие, и что к его лацкану прикреплен крохотный американский флаг.
Или она опускалась на колени, предлагая мне сделать то же самое, и показывала на двух муравьев на тротуаре, перетягивающих оторванную ногу жука раз в двадцать больше их самих. По ее словам, если бы это были два человека, то это было бы как перенести дерево целиком с одного конца города на другой.
Некоторое время спустя я и сам стал кое-что замечать. Когда она говорила «Смотри!», я следовал взглядом за ее указательным пальцем и видел. В конце концов это переросло в состязание: кто увидит первым? Когда я первым сказал «Смотри!» и дернул ее за рукав, меня охватила гордость, какую испытывает первоклассник, получивший звездочку в тетрадь.
Но она не только видела многое. Она все это чувствовала. Ее глаза были напрямую связаны с сердцем. Например, при виде старика на скамейке у нее на глазах выступали слезы. Муравьи-носильщики заставляли ее смеяться. Перекрашиваемая дверь пробуждала в ней такое любопытство, что мне приходилось оттаскивать ее в сторону; ей казалось, что она не сможет жить дальше, если не постучится в нее.
Она рассказала, как заведовала бы «Майка Таймс», если бы была главным редактором. Заметки о преступлениях печатались бы на десятой странице, а о стариках и покрашенных дверях – на первой. Она придумывала заголовки:
МУРАВЬИ ПЕРЕНОСЯТ ГРУЗ ЧУДОВИЩНОГО ВЕСА ПО ОГРОМНОМУ ПУСТЫННОМУ ТРОТУАРУ
ЗАГАДОЧНАЯ УЛЫБКА: СТАРИК КИВАЕТ ПРОХОЖИМ У ТОРГОВОГО ЦЕНТРА
ДВЕРЬ ПРИЗЫВАЕТ ПРОХОЖИХ: ПОСТУЧИ В МЕНЯ!
Я рассказал ей, что хочу стать телережиссером. Она сказала, что хочет стать водителем серебристого фургончика, развозящего обеды.
– Что? – переспросил я.
– Ну, знаешь, люди работают все утро, а потом наступает перерыв в двенадцать часов. Секретарши выходят из офисов, строители снимают каски и откладывают в сторону молотки, все они голодные, смотрят по сторонам – а я тут как тут! Неважно, где они находятся, где работают, я всегда поспеваю вовремя. У меня целая флотилия серебристых фургончиков для обедов. Они ездят повсюду. «Обед едет к вам!» Таков мой девиз. И один вид моего серебристого фургончика делает их счастливыми.
Она описывала, как бы ездила вдоль тротуара, и все едва бы не падали в обморок от чудесных ароматов. Горячие блюда, холодные закуски, китайская кухня, итальянская, какая душе угодно. Даже салатный бар.
– Они поверить не могут, сколько еды входит в мой фургон. И неважно, где ты находишься – в пустыне, в горах или даже в шахтах, – если ты хочешь воспользоваться услугами моего серебристого фургончика для еды, он приедет к тебе. Я найду дорогу.
Иногда я вместе с ней выполнял какие-то одной ей ведомые задачи. Однажды она купила небольшую африканскую фиалку в пластиковом горшочке на распродаже по девяносто девять центов в аптеке.
– Для кого она? – спросил я.
– Точно не знаю, – ответила она. – Думаю только, что для какого-то человека, проживающего на Мэрион-Драйв и попавшего в больницу на операцию. Вероятно, он обрадуется небольшому подарку, когда вернется домой.
– Откуда ты все это узнаёшь?
Она озорно улыбнулась:
– У меня свои каналы.
Мы направились к дому на Мэрион-Драйв. Она порылась в сумке под седлом велосипеда и вытащила пучок разноцветных лент. Выбрав светло-фиолетовую, подходящую по цвету к крохотным цветкам, она положила остальные обратно в сумку. Потом она обвязала этой лентой горшок. Я держал ее велосипед, пока она ставила цветок у входной двери.
Когда мы ехали обратно, я спросил:
– Почему ты не оставила открытку или записку со своим именем?
Вопрос ее удивил.
– А зачем?
Теперь ее вопрос удивил меня.
– Ну, не знаю, просто так принято. Люди ожидают этого. Когда они получают подарки, они ожидают увидеть на прилагающейся карточке имя того, кто их дарит.
– Это так важно?
– Ну, наверное…
Я так и не закончил эту мысль. Я резко затормозил, шины зашипели. Она остановилась впереди меня, обернулась и двинулась назад.
– Лео, в чем дело?
Я помотал головой. Усмехнулся. Показал на нее пальцем.
– Это была ты.
– Я? Когда?
– Два года назад. В мой день рождения я нашел пакет на крыльце. Галстук с дикобразами. Я так и не выяснил, кто мне его подарил.
В тот день, когда в обычной старшей школе появилась Старгерл, жизнь шестнадцатилетнего Лео изменилась навсегда. Он уже не мог не думать об этой удивительной девушке. Она носила причудливые наряды, играла на гавайской гитаре, смеялась, когда никто не шутил, танцевала без музыки и повсюду таскала с собой ручную крысу. Старгерл считали странной, ею восхищались, ее ненавидели. Но, неожиданно ворвавшись в жизнь Лео, она так же внезапно исчезла. Сможет ли Лео когда-нибудь встретить ее и узнать, почему она пропала? Возможно, лучше услышать об этой истории от самой Старгерл?
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.