Звезда по имени Алголь - [26]

«А ведь и я мог бы родиться раком», — поразила Алёшку неожиданная мысль. Он как будто даже ощутил на себе твёрдый панцирь, тяжёлые зазубренные клешни вместо рук, длинные усы-антенны…

— Рака! Рака сюда!

Алёшка испуганно уставился на машущих руками мальчишек. Невидимый панцирь свалился с него, и он снова стал человеком.

— Лопух, ты что, оглох?! Рака тащи, тебе говорят!

Алёшка снова заглянул в банку. Оттуда по-прежнему всё так же выразительно глядели на него чёрные бусинки глаз.

Прошла минута, другая… Ожидавшие потеряли терпение.

— Лопух!!! — взревели они.

Алёшка обвёл их каким-то обалделым взглядом и замедленно, словно на казнь, двинулся к костру. Обеими руками он крепко сжимал посудину с раком. Так, не отводя глаз от банки, он проследовал, точно слепец, мимо костра, мимо кастрюли, мимо возлегающих на траве папуасов.

— Стой! Куда?! — нагнал его свирепый окрик Драна.

Алёшка почувствовал, как ноги понесли его быстрее. В банке встревоженно копошился рак. Совсем по-человечьи он высовывал из воды то одну, то другую клешню, не иначе, указывая: туда! туда! к реке!

— Эй! Оставь рака! — неслось сзади.

Отшвыривая плечами ветки, не замечая острых сучков, Алёшка уже нёсся во весь опор.

— Держи-и-и!.. — настиг его визгливый крик вождя папуасов.

— Стой, тебе говорят! Получишь!

Всё ближе плеск реки.

— Держи-и-и его!!!

Забежав в воду, Алёшка быстро опустил банку и осторожно перевернул.

Сквозь прозрачный слой воды хорошо было видно, как свалившийся на дно рак поводит усами и стебельками глаз, вроде бы ища кого-то (может быть, своего спасителя, чтобы поблагодарить его?). Вот он слегка попятился. Затем отделился от дна и, словно маленький подводный аппарат, юркнул в глубину…

За спиной Алёшки Вершева, подобно крепкому ливню, приближался шум — трепетание кустов, хруст веток, шлёпанье босых ног.

Выскочив на берег, папуасы разом остановились и, тяжело дыша, уставились на пустую банку в руках Алёшки.

— Выпустил… гад… — порывисто хватая ртом воздух, проговорил Слава Козякин. — Не послушался… Ну берегись. В воду его! — приказал он. — Ракам на корм.

— В воду его, — повторил Дран.

Папуасы не двигались. Тетерь-младший присел на корточки у кромки воды и стал внимательно всматриваться в глубину, как будто надеялся увидеть там освобождённого рака. Было слышно, как поплёскивает прибрежная волна и с бумажным шорохом летают стрекозы.

— Дран! Фигля! — гневно выкрикнул вождь. — Всыпьте ему!

Папуасы вяло, как бы нехотя, двинулись к Алёшке…

РОМКИН ПАРУСНИК

I. СОСНА

С раннего детства Ромка знал эту сосну, растущую во дворе их дома возле врытого в землю деревянного стола. Раскидистая, с толстыми надёжными сучьями, она как будто специально была предназначена для лазания по ней. Пахнувший смолой золотисто-коричневый ствол сделался гладким, а сучки и толстые ветки были прямо-таки отполированы мальчишескими ладонями и штанами.

Когда Ромка и его друзья играли в морское путешествие или в пиратов, стол становился палубой фрегата, а сосна, соответственно, мачтой. Ромка на правах капитана устраивался на верхней палубе с подзорной трубой — свернутой в трубочку картонкой. Матросы Боча и Коврига располагались на нижней, коей служили скамейки, юнга Колесик — на корме с удочкой-хворостиной, а штурман Макапка, ловкий и цепкий, как обезьянка, забирался на мачту. И если день выдавался ветреный, сосна шумела и трепетала, точно настоящие паруса, а капитан хриплым голосом выкрикивал команды, тогда и притоптанная трава вокруг, и асфальт перед домом становились бурлящей поверхностью океана, а дом и соседнее здание чуть дальше — торчащими из пучины скалами. И только глухой не услышал бы при этом грохот прибоя о камни, крики чаек и плеск волн под бортом корабля. Тогда впереди мальчишек ждали самые невероятные приключения…

Бывало, они затаскивали на борт судна, подталкивая сзади и маня куском булки спереди, длинноногую дворовую собаку Мумбу, и она, прижавшись брюхом к столу-палубе, героически сносила тяготы долгого путешествия. Лишь бровями подёргивала да косила настороженно глазами по сторонам.

А ещё Ромкина команда любила просто сидеть на толстых ветках сосны, подобно птицам. По замыслу Ромки, между двумя самыми мощными ветками приколотили четыре доски, и получилось что-то вроде наблюдательного пункта, который при желании легко превращался в кабину самолёта.

Если это был самолёт, то Ромка подробно расписывал остальному экипажу, где они сейчас летят и что под ними, и, когда надо, давал команду сбрасывать бомбы — сосновые шишки. А если их подбивали, то приходилось прыгать с парашютами с километровой высоты. После чего, уже на вражеской территории, они действовали под Ромкиным командованием как диверсанты.

Ромку слушались. Мальчишки безоговорочно признавали в нём вожака. За что? — об этом они вряд ли задумывались. Возможно, за его силу и храбрость. Он мог, например, спрыгнуть на землю с половины высоты сосны, что никто другой повторить не решался. Если же случалась схватка с шайкой пацанов из другого района, Ромка первым, несмотря на количество противников, бросался в драку.

Но скорее всего, его признавали главным за его замечательную способность: чуть ли не каждую минуту в его голове рождались десятки идей и фантазий. Он постоянно придумывал новые игры. Силой воображения он переносил приятелей то в Арктику на дрейфующую льдину, то в пустыню, а то и вовсе на другую планету.