Зверь - [28]

— Ну-ну, — вновь многозначительно ухмыльнулся Гундявый, глядя по сторонам крапленым взглядом. Засуетился. — Пойду, отолью чуток. — Встал из-за стола и по-стариковски маленькими шажками засеменил куда-то за стойку бармена.

— Что это с ним? — спросил я Тятю озадаченно, глядя вслед хилой удаляющейся фигуре.

— Не бери в голову, — пренебрежительно махнул тот рукой. — Гундявый он и есть — Гундявый.

Но я не разделял его беспечности. Нет. Интуиция мне подсказывала, что Гундявый не просто так смылся, а с очень серьезными намерениями. Своей интуиции я привык доверять. Она, как верная жена, ещё не разу мне не изменяла. Потому стал готовиться к любым неожиданностям. Они не заставили себя долго ждать. Минут через пять Гундявый появился в сопровождении двух амбалов не менее полутора центнеров каждый. На их не обезображенных интеллектом лицах по мере приближения к нам все более вызревало что-то темное, нехорошее. И я понял — мордобоя не избежать.

Один из амбалов, более массивный и свирепый, по хозяйски подошел к нам, допил пиво Гундявого, скорчив при этом мину, будто проглотил хину, и, зависнув над столом, будто стервятник над падалью, злобно прорычал:

— И хто здеся, значица, любопытный?!

Я сделал вид, что не только не слышал вопроса, но и в упор не видел самого амбала. Сидел и медленно тянул пиво.

— Вот он, — услужливо проговорил Гундявый и ткнул в мою сторону пальцем.

— Ты хто такой, земеля? — теперь уже нарочито ласково проговорил «стервятник», обращаясь конкретно ко мне и ослепляя золотой фиксой. — Чего тебе от наших мужиков надо? Почему мешаешь им культурно отдыхать?

— Так это же мент, Свист! — радостно и возбужденно проговорил второй амбал. — Бля буду, мент! Усы, паскуда, нацепил и думал, что мы его не узнаем. — Его огромный нос-ладья задергался, будто почувствовал приближение навигации.

Его внешность мне и впрямь показалась знакомой. Когда-то давно наши линии жизни на короткое время пересекались. Определенно. Попытался вспомнить — где и когда? Но вспомнить не смог. Посмотрел на Романа. Лицо его было по-дауновски спокойным и безмятежным. И это вселило уверенность.

— Ходют тут разные, — проворчал я. И, подняв глаза на фиксатого, спросил: — Чего тебе надобно, сирый? С такой харей вкалывать надо или воровать, а не побираться да пиво по столам сшибать.

От подобного нахальства фиксатого явно заклинило. Жирное его лицо вызрело до ярко-малиновой спелости. Он лупил на меня зенки, силился понять — что же происходит? Но ничего не получалось. По его твердому убеждению, я от одного только его вида должен был натрухать в штаны и молить о прощении. А вместо этого я имею наглость над ним издеваться. Его огромная лапища нашарила на столе кружку и та вмиг из предмета дружеского застолья превратилась в грозное оружие.

— Ты это кому, сука?! — наконец выдохнул он. — На кого?! Да ты меня… Да я тебе! — И стал медленно поднимать кружку.

Но воспользоваться ею до конца не смог. Рома стремительно вскочил, перехватил его руку и с силой дернул на себя, подставив бедро. И огромная туша мастодонта, совершив красивейшее и изящнейшее по исполнению сальто-мортале всей своей массой обрушилась на стол. Тот не выдержал тяжести, ножки его разогнулись, он распластался на полу и стал походить на здоровущую черепаху. Только вместо черепашьей головы была ревущая, будто изюбр во время гона, голова фиксатого. Малыш наклонился и локтем ударил бугая в позвоничник чуть ниже шеи. Рев сразу перешел в бессвязное бормотание, означавшее, что фиксатый потерял всякий интерес к происходящему.

Приятель Свиста, мой давний клиент, которого я так и не вспомнил, следил за происходящим с открытым ртом и никак не мог врубиться — что же, в натуре, произошло, почему кореш лежит на полу, как последний фраер и все такое?

Малыш повернулся к нему и спросил:

— Ты тоже хочешь?

— Не, не хочу, — откровенно признался тот, трусливо прядя ушами и отступая.

— Тогда пошел вон.

— Ага. Понял, — подхалимски осклабился тот и, повернувшись, позорно бежал с поля боя.

А Гундявый мучился переживаниями, будто согрешившая монашка угрызением совести, смотрел на Малыша, как кролик — на удава, понимая, что ничего хорошего ему от того ждать не приходится. Он хотел было последовать примеру моего бывшего клиента, но его подвели ноги, напрочь отказав слушаться. И теперь он стоял жалкий, гнусный, противный, как живой памятник-назидание всем стукачам на свете, и обреченно ждал своей участи.

— А что с этим делать, босс? — спросил Роман, кивнув на Гундявого.

— Бери с собой, Малыш. Он нам ещё понадобится, — ответил я, вставая. Повернулся к Тяте. — Извини, Шурик, за порушенный вечер. Но, видит Бог, ни мы в этом виноваты.

— Да кто ж знал, в натуре, — ответил тот ошарашенно, будто извиняясь за случившееся.

— Впредь будешь более разборчив в выборе знакомств.

— Это конечно, — согласился Тятя.

— Ну, будь здоров и не кашляй!

— Покедова.

Шилов сграбастал Гундявого, сунул его под мышку и направился к выходу. Тот, не оказывал ни малейшего сопротивления. Я направился вслед за ними, сопровождаемый хмурыми, злобными, одобрительными, снисходительными и прочими взглядами завсегдатаев бара.