Зорькина песня - [56]

Он пожевал губами, хотел что-то ещё сказать и не сказал. Начал быстрыми суетливыми движениями хлопать себя по карману гимнастёрки и галифе. Искал трубку. Не нашёл и, будто вспомнив о чём-то неотложном, неровными шагами не пошёл, а почти побежал к детскому дому.

Потом пришла Маря. С заплаканным, обиженным лицом.

— Идите домой, хлопцы, уж если меня выгнали, так вам здесь совсем делать нечего.

Маря подняла Зорьку с земли, отряхнула ей платье и, взяв за руку, повела к дому.

— Не горюй, Зорюшка, бог даст, всё обойдётся, я к Саше на ночь всё равно приду… Два пальца всего-навсего ему отрезали… два пальца — це ж пустяки для мужчины, розумиешь? Для мужчины главное, чтоб голова была на плечах…

Зорька покорно шла рядом с Марей.

Глава 30. Никто им не поверит

Вера Ивановна пришла поздно. Девочки ещё не спали. Зорька сидела на своей кровати в той же позе, что и у госпиталя, и молчала. За это время она словно разучилась говорить. Воспитательница медленно, точно каждый шаг давался ей с трудом, подошла к столу и села, положив голову на согнутые локти.

— Это всё Крага наделал, — сказала Галка.

Воспитательница подняла голову.

— Галя Ляхова, — ровным, каким-то чересчур ровным голосом сказала она, — ты ещё слишком мала, чтобы судить поступки старших.

— А что, неправда, что ли? — не унималась Галка.

— Он со своей Щукой думает, что мы ничего не знаем…

— Прекрати! — крикнула Анка, и это было так неожиданно для спокойной и всегда такой выдержанной Чистовой, что Галка невольно замолчала.

Вера Ивановна пристально посмотрела на Ляхову.

— Что вы знаете, Галя?

— А всё! Мы с Зорькой своими ушами слышали, как Крага со Щукой на кухне ругались. Щука ему за нашу гречку полушубок дублёный купила, правда же, Зорька? И ещё нам хлеба давала, чтобы молчали, и грозилась!

— Что же вы раньше мне ничего не рассказали? — спросила Вера Ивановна. — Как же вы могли? Мы с Сашей… Да, да, одевайтесь, Галя и Зоря, надо сейчас же пойти и рассказать всё, сейчас же…

Анка вытащила из тумбочки миску с холодным картофельным пюре и кусочком селёдки и поставила на стол.

— Поешьте сначала, Верванна, вы же на ногах не стоите. — Анка смущённо замялась и стала настойчиво совать ложку в вялые пальцы воспитательницы.

Девчонки окружили их.

— Поешьте, Верванна, — хором упрашивали они.

Вера Ивановна встала. Глаза её странно заблестели.

— Спасибо! — дрогнувшим голосом сказала она.

— Я за чаем сбегаю, — неожиданно сказала Зорька и, как была — в трусах и майке, выбежала из спальни.

Кухня оказалась на замке. Зорька обежала вокруг столовой. Одно окно было незапертым. Она вскарабкалась на подоконник, влезла в столовую и через окно раздаточной пробралась в кухню. Чай в котле был ещё тёплый. Зорька взобралась на плиту, зачерпнула кружку. Прочно вмазанный в плиту котёл неожиданно зашатался и провис боком. Зорька испуганно спрыгнула с плиты. Что это с котлом? Но раздумывать было некогда, надо было принести Вере Ивановне чай, пока он не остыл совсем.

Во флигеле Кузьмина горел свет. «Интересно, что сейчас Крага делает?» — с ненавистью подумала Зорька. Она подошла ближе. Сквозь неплотно прикрытые рамы доносились приглушённые голоса.

— Ты, Стёпушка, ешь, — услышала Зорька ласковый голос Щуки, — мало ли что бывает… Оклемается мальчишка. А я тебе кашки рисовой наварила на молочке, с сахарком, маслице сливочное сегодня получили…

«Рисовая каша на молоке! — поразилась Зорька. — Надо же! И масло! Саша в больнице, а они кашу едят».

— Проклятие! — громко сказал Кузьмин. — Надо же такому случиться! Сто лет стояла — и ничего, собственно говоря, а, тут… И зачем вам понадобилось дом перестраивать? Втравили меня в эту историю, что? Теперь следствие начнут… вы, конечно, в стороне останетесь!

— Не пойму, Стёпушка, что ты виноватишь себя без вины? В кухне плита провалилась, нужно было кирпич поправить, не оставлять же деточек без горячего? Смекаешь?

— Какая плита? — не понял Кузьмин.

— Кухонная, — значительно сказала Щука, — не понимаешь? Эх, Стёпушка, Стёпушка, молодо-зелено, ко всякому делу надо ум приложить, тогда и толк станет. И что б ты без меня делал?

— Да вы объясните толком, собственно говоря, что? — сердито сказал Кузьмин.

— Я кирпичики-то из плиты повытаскивала, побила, — Щука понизила голос до шёпота, и Зорька с большим трудом различала слова, — починка требуется, смекаешь?

— Так-так, — недоверчиво и в то же время радостно протянул Кузьмин, — смекаю, смекаю, собственно говоря… Чёрт возьми!

«Гадина, гадина, — чуть не плакала от злости Зорька, — так вот почему котёл провалился!»

— И не убивайся зазря, не в таких переделках бывали, — продолжала втолковывать Щука. — Люди на войне тыщами гибнут, и то ничего, а эти безродные кому нужны? И воспитательницу к рукам приберём. Время голодное, страдальное, подкинем ей хлебца, мясца, маслица… Свою выгоду только дурак не соблюдает, смекаешь? А детям одним кто веру даст?

Зорьку охватила слепая, безрассудная злоба. «Значит, никто нам веры не даст? А-а, сговорились!» Она соскочила с завалинки, поискала глазами камень и, не найдя его, швырнула в окно кружку с чаем.

Стекло разлетелось вдребезги.

Зорька кричала и топала ногами. Страха не было. Была только страшная, ослепляющая ненависть к этим двоим…