Зона Синистра - [12]

Шрифт
Интервал

Перед казармой, у проходной, стоял вездеход с красным крестом. В провисшем брезенте на его крыше покачивалась синяя лужица дождевой воды, испятнанная желтыми березовыми листьями; в лужице, воздев к небу скрюченные лапки, валялась дохлая ворона. В те времена птицы так и сыпались с неба.

Под забором грелся на солнышке с трубкой во рту Геза Кёкень, в прошлом герой-зверовод. Когда дым его трубки несло в мою сторону, ноздри мне щекотал запах тлеющего чабреца. Он отдал честь, поднеся пальцы правой руки ко лбу.

На перевал Баба-Ротунда шла, извиваясь серпантином, старая грунтовая дорога, полная выбоин и промоин, в которых блестела, отражая небо, дождевая вода. Кроме одного-единственного автобуса, который ходил в сторону Буковины, дорогой пользовались лишь углежоги, лесники да добринские горные стрелки. На вершине, почти у самого перевала, стоял домик дорожного смотрителя Золтана Марморштейна; на ближних полянах разбросаны были несколько заимок с посеревшими от ветров и дождей бревенчатыми избушками. Прямо напротив вздымались кручи Добринского хребта, на востоке темнело урочище Колинда, на севере горели под солнцем желтовато-бурые, как шкурка ласки, скалы Поп-Ивана.

Поскольку это было первым знакомством Коки Мавродин с местностью, я шел впереди, отодвигая перед ней ветки, отшвыривая с дороги еловые шишки, громко хлопая, чтобы птицы успели вовремя вспорхнуть и улететь. Неделю-другую назад тут еще пылала рябина, но сейчас лишь голые ветви серели: спасаясь от северных студеных ветров, сюда прилетели питающиеся рябиной свиристели.

Чтобы нарушить затянувшееся молчание, я упомянул Коке Мавродин эту маленькую деталь. Она, казалось, пропустила мои слова мимо ушей; ответила она на них лишь позже.

— Хоть ученый вы человек, а все равно не знаю, что с вами делать, — сказала она. — Не годится мужчине всю жизнь посвящать ягодам да птичкам. Кстати, что здесь вообще растет-то?

— Я в основном черникой да ежевикой занимался, — ответил я. — Знаете, я их в резервацию поставлял. Медведь, он ежевику обожает.

— Хм, чернику я в жизни не видела, но вы мне ее сейчас покажете, ладно? А что до ежевики, то ползучая ежевика, например, и у нас в Добрудже родится. И хотя снег там выпадает редко, холмы, пригорки и у нас зимой и летом белые — от соли. И среди этих белых сугробов ползут по земле стебли, мохнатые, как сороконожки, и сплошь усыпанные веселыми ягодами, которые словно смеются.

— Интересно, должно быть…

Теперь, когда я был уволен, настроения у меня, чтобы поддерживать вежливую беседу, было маловато. Очень, очень я был раздосадован, что приходится уезжать из зоны. Несколько лет пропало впустую. А я-то думал уже: вот найду приемного сына — и сбежим мы с ним отсюда. Или, если он не захочет, с Аранкой Вестин… И тут появляется эта баба, Изольда Махмудия, и выгоняет меня ко всем чертям!.. Такая меня злость взяла, что я только пыхтел да плевал себе под ноги.

— А скажите, Андрей, вы сами-то не подозреваете, куда могли деться ваши бумаги?

— Подозреваю, — ответил я хмуро. — Наверно, у их благородия в кармане остались.

— У какого их благородия?

— Ну, у него, у полковника. — Я неопределенно махнул рукой в сторону заснеженных круч Добринского хребта, что белели меж свисающих с неба облачных лоскутов. В сторону той голой вершины, где среди плоских зеленых камней нашел вечный покой полковник Пую Боркан.

— Да, не повезло вам, Андрей. Только не вздумайте у него в карманах копаться. Говорят, его зараза какая-то унесла. Я распоряжусь, чтобы под ним костер разложили. И не называйте его полковником.

А немного погодя вдалеке, перед скалистыми кручами Добринского хребта, пролетел, почти над самой землей, цепляясь за кочки луга, зонтик полковника Пую Боркана.

— В жизни не видела такой огромной летучей мыши, — прошептала Кока Мавродин.

За домиком Золтана Марморштейна, в распадке, поросшем ельником, мы увидели горный хутор — избу, рядом с ней сарай, сеновал, навес. Вдоль изгороди, на покрытом инеем осеннем лугу, курились черные, поблескивающие навозные кучи. Между ними, засунув руки в карманы, время от времени испуганно вскидывая голову, прохаживался хозяин хутора, Северин Спиридон: я встречал его иногда в деревне. Перед ним скакали огромные серые вороны, за ним носилась мохнатая пестрая собачонка.

Собака заметила нас первой; поднятый хвост, растрепанный ветром, суетливо завилял, она торопливо пометила пару кочек. Северин Спиридон тоже остановился и, подняв козырьком руку ко лбу, меж столбами теплого воздуха, струящимися над навозными кучами, стал вглядываться вдаль. Все еще держа ладонь надо лбом, он расстегнул на груди телогрейку, потом распустил шнурок на штанах и тоже нервно помочился.

— Это кто такой?

— Северин Спиридон. Вы с ним еще познакомитесь. Я слышал, он давно на горных стрелков работает.

— По секрету скажу: не люблю я этих горных стрелков. Все они как один — зазнавшиеся кобели.

Тем временем Северин Спиридон сбегал за дом, достал откуда-то бинокль и теперь осматривал в него окрестности. Наверняка он увидел и Коку Мавродин, и меня, увидел, как мы ходим по мокрым тропинкам, осматривая местность.


Еще от автора Адам Бодор
Венгрия за границами Венгрии

Литература на венгерском языке существует не только в самой Венгрии, но и за ее пределами. После распада Австро-Венгерской империи и подписанного в 1920 г. Трианонского договора Венгрия лишилась части территорий, за границами страны осталось около трети ее прежнего венгероязычного населения. На протяжении почти ста лет писатели и поэты венгерского «ближнего зарубежья» сохраняют связь с венгерской литературой, обогащая ее уникальным опытом тесного общения с другими культурами. В сборнике «Венгрия за границами Венгрии» представлены произведения венгерских писателей Трансильвании, Воеводины, Южной Словакии и Закарпатья.Литературно-художественное издание 16+.


Рекомендуем почитать
День рождения Омара Хайяма

Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.


Про Клаву Иванову (сборник)

В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.


В поисках праздника

Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.


Плотник и его жена

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третий номер

Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.


И конь проклянет седока

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.