Зона Синистра - [14]

Шрифт
Интервал

— О какой это рыбешке вы говорите?

— Я ведь уже сказал: полковник Боркан требовал с меня какую-то рыбу, думал, что я ее от него утаил.

— Хм… Мертвый полковник — не полковник.

Вечер — я считал, что это последний мой вечер в Добрин-Сити, в зоне Синистра — я провел у Аранки Вестин. Была у нее старая, выдолбленная из дерева ванна, в которой можно было даже купаться. Я наполнил ее теплой водой, добавил туда порцию денатурата со смолой и приготовился сказать правду: через несколько часов мне придется уехать отсюда навсегда. А пока мы с Аранкой выпивали; положив ноги друг другу на плечи, мы уместились в ванне вдвоем.

У Аранки Вестин и нашли меня среди ночи серые гусаки. Еще с хмельной головой, в нижнем белье, на котором сохли, холодя кожу, влажные пятна любви, я вышел к вездеходу. В густо-синей, цвета ежевики тьме, как далекий, покрытый солью холм, белело лицо Коки Мавродин-Махмудии. Она прокричала мне (иначе было не слышно: рядом шумела вода Синистры): она передумала, и какое-то время, до нового распоряжения, я могу оставаться в Добрине.

— Серые гусаки придумают вам какое-нибудь красивое новое имя. Или черт с ним, пускай остается старое, все равно оно не настоящее.

Кока Мавродин-Махмудия была очень загадочной женщиной и капризным, непредсказуемым офицером; иной раз казалось, она просто играет со мной, как кошка с мышью, а она, выходит, хотела меня удержать при себе. Годы спустя, посетив Добрин, я узнал, что и конец ее был загадочным. Она задремала, сидя в лесу, там ее застал дождь со снегом, и она, как уснувшая бабочка, вмерзла в лед, так и не пошевелившись. Потом ветер опрокинул ледяную глыбу, она развалилась на куски и растаяла. И осталась на том месте лишь кучка мокрого, пахнущего насекомыми тряпья с полковничьими звездами на погонах.

5. (Фургон Мустафы Муккермана)

В те годы, когда я, ища следы своего приемного сына, жил в Добрине, во всем лесном крае был один-единственный фотограф. И тот работал исключительно на горных стрелков. Да и он снимал не солдат в мундирах защитного цвета, бесстрашно карабкающихся по скалам, и не штабных писарей с накрашенными губами, а исключительно косолапых обитателей резервации — их там было голов сто тридцать, сто сорок — для правительственной картотеки.

Фотограф, Валентин Томойоага — кстати говоря, тоже полковник — неделями пропадал в лесу. Надо думать, ему по блату делали разные хорошие прививки — и все-таки он в конце концов тоже подхватил тунгусский насморк. Свалился он поблизости от Добрин-Сити, на опушке, под несколькими голыми, с ободранной корой елками; оттуда уже видно было деревню. И хотя обнаружили его быстро: ветер трепал на нем край шинели, — в лазарет он не был доставлен; вокруг того места, где он лежал, сгорая от жара, забили колья, к кольям приколотили доски, досками обили даже голые стволы елей, чтобы ему не вздумалось куда-нибудь пойти, заражая других. Очень боялись в Добрине тунгусского насморка; настолько, что посчитали: больного, будь он даже полковник, лучше всего не допускать больше ни в казарму, ни в деревню, вообще никуда. В щели забора, наскоро построенного вокруг, ему просовывали кукурузные початки, а пить — пускай пьет росу.

Нового человека на место Валентина Томойоаги нам не прислали, а потому скоро настал момент, когда пришлось искать ему замену. Но на сей раз надо было снимать не медведей и не какой-нибудь секретный объект в резервации: фотограф требовался на украинскую границу, куда в тот день должен был прибыть один иностранный камион. Должно быть, что-то было неладно с тем камионом, раз его готовились встречать с фотоаппаратом. Шофером на камионе был Мустафа Муккерман; его машину, сверху донизу размалеванную серебристыми и разноцветными фигурами, я и сам часто видел на огибающем Добрин шоссе север — юг.

Я уже был известен в Добрине как бывалый, во всем понемногу разбирающийся человек; однако мысль о том, чтобы назначить меня заменить умирающего фотографа, могла быть продиктована только неисповедимой женской логикой. Почему полковник Кока Мавродин не выбрала для этого кого-нибудь из множества хитроумных, умеющих держать язык за зубами горных стрелков, так и осталось вечной загадкой.

Правда, после того как она, сменив полковника Боркана, взяла в свои руки управление лесными угодьями, многое в нашем краю основательно изменилось. В Добрине задули ветры перемен, трепля прикрепленные на столбе или на дереве клочки бумаги, не то повестки, не то прямо-таки интимные записочки, в которых меня снова и снова приглашали явиться в контору лесного инспектора. Так было и на сей раз: однажды утром оторванные от бумажного мешка полоски, исчерканные углем, зашелестели около заготпункта, на электрических столбах, на заборах, на ветках, свисающих над тропой, и на всех был приказ: «Срочно приходите, Андрей, барышня Кока ждет вас».

Изольда Мавродин-Махмудиа-Кока было ее ласкательным именем — сидела в кресле покойного полковника Пую Боркана; перед ней на столе лежали два фотоаппарата: «коника» и громоздкий, как старинная пищаль, «кэнон». Ничего, что вы в этом не очень разбираетесь, сказала она, эти машины почти все сами сделают, нужен только надежный, чуткий человек, который будет держать их в руках, время от времени менять пленку да нажимать кнопки.


Еще от автора Адам Бодор
Венгрия за границами Венгрии

Литература на венгерском языке существует не только в самой Венгрии, но и за ее пределами. После распада Австро-Венгерской империи и подписанного в 1920 г. Трианонского договора Венгрия лишилась части территорий, за границами страны осталось около трети ее прежнего венгероязычного населения. На протяжении почти ста лет писатели и поэты венгерского «ближнего зарубежья» сохраняют связь с венгерской литературой, обогащая ее уникальным опытом тесного общения с другими культурами. В сборнике «Венгрия за границами Венгрии» представлены произведения венгерских писателей Трансильвании, Воеводины, Южной Словакии и Закарпатья.Литературно-художественное издание 16+.


Рекомендуем почитать
Северные были (сборник)

О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.


День рождения Омара Хайяма

Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.


Про Клаву Иванову (сборник)

В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.


В поисках праздника

Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.


Плотник и его жена

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третий номер

Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.