Если ему не нравился декор, не стоило говорить об этом хозяйке. Судя по всему, это был ее собственный выбор. Внутреннее убранство можно легко сменить. Макса интересовал сам особняк. Причем, очень интересовал. Первое благоприятное впечатление усиливалось с каждой минутой. Макс никогда не отличался сентиментальностью, но дом, казалось, притягивал его.
Когда Паулин заговорила, Элен помрачнела. Чашка в руке задрожала.
– Как ни печально, с ним связано слишком много воспоминаний. После смерти мужа мне невыносимо жить здесь. Я знаю, что должна быть сильной и готовой начать новую жизнь. – Она со всхлипом вздохнула. – Мне с трудом далось это решение, но…
– Бедная мамуля. – Хлоя с нежностью потрепала руку матери.
– Не знаю, как я пережила этот год, – призналась Паулин.
– Сожалею о вашей утрате, – пробормотал Макс. – Но вполне понимаю, почему вы продаете усадьбу.
Со стороны падчерицы послышался резкий стук чашки о блюдце. Оглянувшись, Макс заметил ее странное напряженное выражение. Элен снова покраснела и отвернулась, наклонившись над серебряным кофейником. Вдруг она резко встала.
– Мне надо посмотреть, готов ли ланч, – заявила она, скрываясь за служебной дверью.
Паулин доверительно склонилась к Максу и прошептала:
– Бедная Элен очень болезненно перенесла смерть моего мужа. Она была предана ему всей душой. – Морщинка пересекла гладкий, явно ботоксный лоб. – Боюсь, слишком сильно…
Выражение ее лица вдруг просветлело.
– Думаю, вы хотите посмотреть дом до ланча. Хлоя с удовольствием устроит для вас гранд-тур! – весело засмеялась Паулин.
Макс поднялся вслед за Хлоей. Он давно мечтал пройтись по комнатам, вместо того чтобы выслушивать драматические признания членов семьи Маунтфорд. Хлоя казалась ему слишком худой, а Элен – наоборот, но ни та ни другая не привлекали его. Макса интересовал только дом.
К концу осмотра он окончательно влюбился в особняк. Осмотрев спальни, он остановился на широкой лестничной площадке второго этажа. Макс с удовлетворением смотрел в круглое окно-амбразуру на сады, на сверкающую гладь озера в обрамлении камыша, на темнеющий вдалеке лес. Он принял окончательное решение: Хаугтон-Корт будет принадлежать ему.
Добравшись до кухни, Элен вздохнула в изнеможении. Визит любого человека в дом с целью его покупки вызывал у нее стресс, но… Господи, помилуй… Появление Макса Василикоса было выше ее сил. Щеки снова пунцово вспыхнули, как в тот ужасный, непростительный момент, когда она чуть не столкнула его с крыльца. Она остолбенела при виде незнакомца: высокий, широкоплечий, мускулистый, «таинственный, смуглый красавец», как пишут в романах. Волосы, как соболиный мех, черные глаза, скульп турные черты лица, словно высеченные из гладкого мрамора…
Его внешность снова поразила ее, когда она подавала кофе, но она была уже подготовлена и не ошиблась, привычно встретив его полный жалости взгляд. Горло болезненно сжалось: контраст между нежной, хорошенькой блондинкой Хлоей и ее грубой, бесформенной тушей был особенно заметен, если они сидели рядом. Элен часто ловила на себе этот взгляд.
Золушка с приданым.
Она заставила себя отвлечься от навязчивой мысли: стоило подумать о более важных вещах – найти способ объяснить Максу Василикосу свою позицию по поводу продажи дома. Пускай Паулин и Хлоя лицемерно причитают о «сентиментальных воспоминаниях», но правда заключается в том, что им не терпится продать усадьбу и прибрать деньги к жадным ручкам.
Элен будет сражаться до последнего.
Им придется тащить ее в суд, преодолевая сопротивление. Она постарается затянуть процесс и осложнить его так, чтобы он обошелся как можно дороже.
Макс Василикос, будучи расчетливым инвестором, заинтересован в быстрой покупке и прибыльной продаже. Вряд ли его устроит длительная тяжба. Он найдет более выгодный вариант для своего бизнеса и оставит Хаугтон в покое.
Элен убедилась, что цыпленок еще поджаривается, и принялась резать овощи, продолжая тем временем размышлять о предстоящей борьбе за дом.
«Он никогда не уговорит меня согласиться на сделку. Никогда!»
Что бы ни говорил, что бы ни делал, он не заставит ее согласиться. Вероятно, Макс Василикос привык, что женщины тают при одном только взгляде его бархатных глаз, но – Элен болезненно скривила рот – при ее непривлекательной внешности она будет последней на планете, на ком Макс решит испытать свои чары.
– Шерри, мистер Василикос, или что-нибудь покрепче? – промурлыкала Паулин.
– Сухой шерри, пожалуйста, – ответил Макс.
Он вернулся в гостиную после обхода особняка. Решение было принято – дом должен принадлежать ему. Более того, он не выставит его на продажу. Странным образом он все более привыкал к этой мысли. Она по-настоящему захватила его. Сделав глоток вина, он медленно обвел глазами элегантное помещение.
В оформлении всех комнат, которые показала ему Хлоя, чувствовалась рука профессионального дизайнера – красиво, но не уютно. Только строгий мужской интерьер библиотеки остался нетронутым и указывал на то, каким был дом до переоформления: вдоль стен тянулись шкафы с книгами, на полу сохранились потертые цветастые ковры, стояли обтянутые кожей массивные кресла, придававшие просторному помещению старинное очарование, которого лишились другие комнаты. Скорее всего, покойный Эдвард Маунтфорд не позволил жене вторгаться в свои владения – Макс был благодарен ему за это.