Золотые миры - [41]

Шрифт
Интервал

Будут лживее блики глаз.
И последние фразы скучные
Бросят губы в полночный час.
Я (рассеянно)
Зачем, скажи, твой голос скользящий
Так странно похож на мой?
Зачем ты смущаешь покой дрожащий,
Вечерний покой?
Зачем ты жутко за тёмной ставней
Бросаешь свой вещий крик?
Кто ты, пугающий песней давней,
Кто ты, мой двойник?
(Под окошком раздаются шаги)
ПЕРВЫЙ ГОЛОС
Идите осторожнее, здесь лужи.
ВТОРОЙ
Я думаю, что завтра будет хуже
А в город надо мне — дела.
Хоть выколи глаза — какая мгла.
ПЕРВЫЙ
Спросите, может быть, пойдёт в Бизерту мул?
Тогда и я бы к вам примкнул.
(Голоса замолкают)
Я (перелистывая книгу)
Что мне прочесть? Пылает голова.
Сильнее стало сердце биться…
Как помню я красивые страницы,
Загадочно звенящие слова!
Здесь всё, как бы моё, всё мне родное,
Здесь похоронен мой двойник.
Я помню груды книг на аналоях,
Прекрасной Дамы нежный лик.
Через туманы тёмных лет я вижу
Метель, печаль, снега,
Дрожащий свет, когда в соборной нише
Блестят, играя, жемчуга.
Мне кажется, я слышу голос ломкий,
Его печаль мне так близка.
Загадочной прекрасной Незнакомки
Я вижу тёмные, упругие шелка.
Моей души, унылой и заброшенной,
Неверный образ узнаю опять.
А голос говорит.: «Уменьем умирать,
Пойми, душа облагорожена!»
ГОЛОС ЗА СТЕНОЙ
Да всё не так, баранья голова!
Отдельно ты выписывай слова!
Я (беру синюю тетрадку)
Опять со мной ты, синяя тетрадь.
Но что писать? И стоит ли писать?
Всё о себе, да о своей печали
Мои стихи настойчиво звучали.
Теперь уже печали нет моей,
Не так меня пугает холод дней,
Печальный вечер тайною святыней,
Дрожа, касается моей гордыни.
ГОЛОС В ШУМЕ ДОЖДЯ
Беззвучных губ надменная печаль
О близкой гибели пророчит.
Глазам холодным ничего не жаль
В туманах ночи.
Бессильных рук, дрожащих плеч
Не тронет отблеск света.
И ночи путаная речь Звучит ответом.
(Тень пробегает по стене. Кажется, что портрет Блока шевельнулся. Губы складываются в насмешливую складку, глаза остаются безучастными)
ХОР
Святый бессмертный, помилуй нас!
Я
Зачем меня пугает тёмный час?
Мой голос, мой двойник, скажи, зачем
Сплелись две тени на моём плече?
Скажи, упало солнце навсегда?
ГОЛОС
Да.
Я
Когда закатом искрилось окно?
ГОЛОС
Давно.
Я
Когда я пела песни о весне?
ГОЛОС
Во сне.
Я
Смогу ли я понять весенний свет?
ГОЛОС
Нет.
Я
Скажи, я не увижу солнце никогда?
ГОЛОС
Да.
ГОЛОС ЗА СТЕНОЙ
Le mepromene, tu tepromene, il sepromene…
Я
Боится сердце роковых измен.
Что делать, если холод тёмной ночи
В душе моей колдует и пророчит!
Пройдёт зима… Настанет вновь весна,
Звенящей станет тишина.
А что же дальше? Зацветёт Сфаят,
Лучи в оконном глянце заблестят.
А там — нет, и думать не могу я,
Чего там жду, о чём тоскую,
Что мне назначила судьба?
Я знаю миг, когда улыбка
На плотно сомкнутых губах
Сверкнёт загадочно и зыбко,
Потом — пусть слёзы, пусть печаль.
Мне нечего терять в Сфаяте,
Когда душа горит в закате —
Мне больше ничего не жаль…
Как надоел мне этот вечный шум
Дождя, стучащего по крыше…
Как много безответных дум…
(Доносятся откуда-то крики. Стонет ветер. За стеной шипит примус. Задумчиво)
Но что же будет там, в Париже?

13–14/ XII, 1923

«Пришла расстроенная. Молча…»

Пришла расстроенная. Молча
Пальто суконное сняла.
Дышал туман холодной ночи
За жуткой чернотой стекла.
И на кровать упав в бессилье,
Я поняла, что счастья нет.
Все щели на стене сквозили
И пропускали тусклый свет.
Сжимались судорожно пальцы,
К подушке прикасался лоб.
А дождь не уставал стучаться
В моё туманное стекло.
Коса распущена небрежно
И перевязана рука…
Я поняла, что безутешна,
Что не нужна моя тоска.
Когда души коснутся звоны
И жадный взгляд скользнёт опять,
Я поняла, что глаз зелёных
Уже не нужно поднимать.
Не нужно слов, не нужно грубой
Игры с проверенным концом,
Когда до боли сжаты губы,
Гримасой скорчено лицо.

23/ XII, 1923

«Дёргают порывы ветра ставни…»

Дёргают порывы ветра ставни.
За стеной туманом дышит ночь.
В темноте блуждают мысли давние,
Бьётся сердце глуше и короче.
Для чего грустить о невозможном,
Для чего так больно упрекать?
Ведь давно в тумане сердце брошено
И сгорело в огненном закате.

23/ XII, 1923

«Где-то снилась радость, где-то веселье…»

Где-то снилась радость, где-то веселье,
Только здесь мертво и темно.
Западные ветры жалобно свистели
И задували в моё окно.
Было тоскливо, мертво и скучно,
Сердце сжалось глухой тоской.
Гаснущие шаги бились однозвучно
И отцветали там, далеко.
Там, за стеною холод тумана,
Темень и дождь, не видно ни зги.
Около окошка тихо и обманно
Жуткой тоской звучали шаги.

25/ XII, 1923

«За стеной говорили долго…»

За стеной говорили долго
И слова их скользили в ночь.
Я старалась себя превозмочь,
И в руках дрожала иголка.
Опьянял керосиновый чад
И дразнили чужие речи…
И, губами беззвучно крича,
Я неловко сжимала плечи.
Чуть склонённая над столом,
Оглушённая их словами,
Я до боли сжимала лоб
Забинтованными руками.
Уронила на пол платок,
Уколола иголкой руку.
И хотелось мне, чтоб никто
Не узнал безмолвную муку.
И хотелось кричать без конца,
Заглушая чужие речи,
Чтобы понял туманный вечер
Неподвижность злого лица.
И ждала я светлого чуда,
Чтобы мёртвой душе помочь.
За стеной звенела посуда
И слова ускользали в ночь.

23/ XII, 1923

«Чад керосиновый…»

Чад керосиновый…
Низенький потолок…
Руки бессильные…
Вязаный, серый платок…
Стена закоптелая…

Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


Окна на север

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Второй том Дневника охватывает период с 1926 по 1940 год и отражает события, происходившие с русскими эмигрантами во Франции. Читатель знакомится с буднями русских поэтов и писателей, добывающих средства к существованию в качестве мойщиков окон или упаковщиков парфюмерии; с бытом усадьбы Подгорного, где пустил свои корни Союз возвращения на Родину (и где отдыхает летом не ведающая об этом поэтесса с сыном); с работой Тургеневской библиотеки в Париже, детских лагерей Земгора, учреждений Красного Креста и других организаций, оказывающих помощь эмигрантам.


Стихи о себе

Первый сборник поэтессы. В статье "Женские" стихи, строгий, взыскательный и зачастую желчный поэт и критик Владислав Ходасевич, так писал о первой книге Кнорринг: "...Сейчас передо мною лежат два сборника, выпущенные не так давно молодыми поэтессами Ириной Кнорринг и Екатериной Бакуниной. О первой из них мне уже случалось упоминать в связи со сборником "Союза молодых поэтов".    Обе книжки принадлежат к явлениям "женской" лирики, с ее типическими чертами: в обеих поэтика недоразвита, многое носит в ней характер случайности и каприза; обе книжки внутренним строением и самой формой стиха напоминают дневник, доверчиво раскрытый перед случайным читателем.


Рекомендуем почитать
Морской космический флот. Его люди, работа, океанские походы

В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.


Страницы жизни Ландау

Книга об одном из величайших физиков XX века, лауреате Нобелевской премии, академике Льве Давидовиче Ландау написана искренне и с любовью. Автору посчастливилось в течение многих лет быть рядом с Ландау, записывать разговоры с ним, его выступления и высказывания, а также воспоминания о нем его учеников.


Портреты словами

Валентина Михайловна Ходасевич (1894—1970) – известная советская художница. В этой книге собраны ее воспоминания о многих деятелях советской культуры – о М. Горьком, В. Маяковском и других.Взгляд прекрасного портретиста, видящего человека в его психологической и пластической цельности, тонкое понимание искусства, светлое, праздничное восприятие жизни, приведшее ее к оформлению театральных спектаклей и, наконец, великолепное владение словом – все это воплотилось в интереснейших воспоминаниях.


Ведомые 'Дракона'

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Армения - записки спасателя

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воспоминания о Юрии Олеше

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.