Золотые миры - [38]

Шрифт
Интервал

В красивой печали зарыться,
Чтоб вновь опускались ресницы,
Всё тиши, всё тише и тише.

9/ XII, 1923

«Тихо я склонилась над работой…»

Тихо я склонилась над работой,
Билась в пальцах лёгкая игла.
Я стихами говорила что-то,
А о чём — сама не поняла.
Было сердце острой болью сжато,
Я о ней старалась поза. быть,
Ставила нелепые заплаты,
Поминутно обрывала нить.
В стену мне уже ни раз стучали,
Звали, чтобы я туда пришла,
Но боюсь, что о моей печали
Скажет непослушная игла.
Подожду ещё одна немного,
Всё равно — за дверью дождь и тьма.
Может быть, рассеется тревога
Над знакомым почерком письма.
Этот вечер будет неизменным,
Как в каком-то гаснущем бреду…
Всё равно… Потом пальто надену,
Волосы поправлю и пойду.
Знаю, что там людней и светлее,
Там не трудно мне весёлой быть…
А о том, что сердце холодеет,
Никому не нужно говорить.

17/ XII, 1923

«Лёгкий запах никотина…»

Лёгкий запах никотина.
Держит твёрдая рука
Деревяшку мундштука.
Чуть качаясь, паутина
Опустилась с потолка.
Взгляд открытый и задорный,
Морщится насмешкой лоб…
Разговоры за столом…
С галуном его погоны
Блещут ярко и светло.
Ни печали, ни страданья
В чуть расширенных зрачках:…
Лёгкий запах табака…
Медленное колебанье
Синего воротника.

21/ XII, 1923

Сфаят. Сцены в трёх картинах

КАРТИНА ПЕРВАЯ
Около полудня. День хмурый. Налево — небольшой барак-камбуз. Перед ним несколько кадет носят кадки. Вдали, за бараками, видны долины, канал, озеро. За озером — горы. Над ними вырисовываются очертания Загуана. Над обрывом, на котором начинаются масличные рощи, стоят двое. Около бараков ходят фигуры, тяжело перешагивая через лужи. Бродят утки и куры. На верёвке развешено бельё. Сфаят — беженский лагерь около Бизерты.
ОНА
Сегодня ясно виден Загуан,
Хоть тучами затянуто полнеба,
А из долины тянется туман…
Вы были в городе?
ОН
Нет, не был.
ОНА
А будете?
ОН
Погода… не того…
И выйти не успеешь, дождь застанет
ОНА (смотрит на часы)
А! всё равно! В безделье да в тумане
Не надо больше ничего!
ОН
Хотелось вам?..
СТАРШИЙ ДЕЖУРНЫЙ КАДЕТ (выходя из дверей камбуза)
Сюда тащи скорее:
Пока вода идёт — бери живее!
(Двое кадет подносят кадку к крану)
ПЕРВЫЙ
Вот и пришла дождливая пора!
ВТОРОЙ
Вчера схватил я три часа винтовки.
ПЕРВЫЙ
За что же?
ВТОРОЙ
От наряда я словчил вчера,
Да наскочил на ротного.
СТАРШИЙ ДЕЖУРНЫЙ (иронически)
Что ж так неловко?
(Мимо барака проходит дама в тёплой, серой вязанке и танках. В дверях барака показывается молодая дама)
ДАМА В ТАНКАХ
Вот и дождались маленького дня,
А как назло — сегодня стирка у меня!
ДАМА В ДВЕРЯХ (рассеянно)
Да, плохо, холодно.
ДАМА В ТАНКАХ
Что ж хуже?
Да муж ещё ушёл на форт,
Вот и стирай теперь одна, без мужа!..
ПЕРВЫЙ КАДЕТ
Я разворачивался там за первый сорт.
СТАРШИЙ ДЕЖУРНЫЙ
Где?
ПЕРВЫЙ КАДЕТ
Там… у итальянца
(Проходят два офицера)
ПЕРВЫЙ (указывая рукой на канал)
Вот видите — дредноут тот стоит.
ВТОРОЙ
Но кто — американец?
ПЕРВЫЙ
Да, кажется. Однако, грозный вид.
(Проходят за угол)
ТРЕТИЙ КАДЕТ (второму тихо)
Полковник сердится опять.
ВТОРОЙ
Так что ж?
ТРЕТИЙ
Так что же? Ну, мой милый, врёшь.
(Проходит господин в штатском ленивой походкой. Кадеты отдают честь)
ШТАТСКИЙ
Володя, здравствуйте! Что на обед?
КАДЕТ (громко)
Фасоль и винегрет!
(Двое над обрывом)
ОНА
Так жить, в тумане, в нищете убогой,
Бояться грязных сплетен и молвы,
Забыть себя. Утратить веру в Бога!
И жизнь прекрасною зовёте вы?
ОН
Смотрите в даль. Там — волны, море,
В глухой ложбине расцвели цветы…
Как мелки мы, как мелко наше горе
Перед величьем гордой красоты.
Как хороша и как строга природа,
Взгляните — озеро, как бирюза…
(молчит)
Однако скверная погода,
И к ночи будет сильная гроза.
ОНА
И это — жизнь! Волненье, холод, ссоры,
Озлобленность, пустые разговоры,
Ненастье, сырость, ветра свист…
ПЕРВЫЙ КАДЕТ
Когда в Сфаят отправился горнист,
Дождь лил, как из ведра.
Не знаю, что-то будет в воскресенье…
ОНА (задумчиво)
И так теряются все лучшие мгновенья.
Да что! Давно мне замолчать пора!
Зачем бессмысленность в стенах Сфаята?
Зачем обман? Глухой тоской объята,
Я догорю, как сальная свеча…
ОН
Смотрите — три весёлые луча
Играют там, на черепичной крыше,
На ветках наклонившихся маслин,
Когда вам душу тронет хоть один,
Светлее станет там и тише..
(Около камбуза заметно движение. Из центра лагеря выбегает толпа кадет в бушлатах, с жестяными баками в руках. Крики, шум, разговоры в очереди)
ПЕРВЫЙ
А ты сегодня ловко отвечал!
ВТОРОЙ
Представь — и книги-то не раскрывал!
А ведь и спрашивал меня он строже,
Чем, например, тебя.
ПЕРВЫЙ (с сомнением)
Положим…
ПРОХОДЯЩИЙ КАДЕТ (другому)
Но это отвратительная ложь!
ГОЛОС
На арестованных возьмёшь?
МАЛЕНЬКИЙ КАДЕТ (задорно)
По алфавиту до меня ещё далёко!
(Разговор в другой группе)
ПЕРВЫЙ
В кабинке у неё портрет
ВТОРОЙ
Кого?
ПЕРВЫЙ
Да Блока!
ВТОРОЙ
Оригинально! Мило! Знаешь ли, что он
Новатор, футурист, социалист, масон.
(Дежурный кадет выходит и звонит в подвешенную медную ступку. Слышен громкий, трескучий звон. Двери бараков распахиваются и фигуры с кастрюлями поспешно направляются к камбузу. Встречаются, раскланиваются).
ОДНА ДАМА (другой)
Вы в город не пойдёте ли случайно?
ДРУГАЯ
Иду, мне надо нитки покупать.
ПЕРВАЯ
Не трудно будет вам купить мне чайник?
ВТОРАЯ
Какой?
ПЕРВАЯ (через голову кадета, который проходит между ними)

Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


Окна на север

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Второй том Дневника охватывает период с 1926 по 1940 год и отражает события, происходившие с русскими эмигрантами во Франции. Читатель знакомится с буднями русских поэтов и писателей, добывающих средства к существованию в качестве мойщиков окон или упаковщиков парфюмерии; с бытом усадьбы Подгорного, где пустил свои корни Союз возвращения на Родину (и где отдыхает летом не ведающая об этом поэтесса с сыном); с работой Тургеневской библиотеки в Париже, детских лагерей Земгора, учреждений Красного Креста и других организаций, оказывающих помощь эмигрантам.


Стихотворения, не вошедшие в сборники и неопубликованные при жизни

В основу данной подборки стихов Ирины Николаевны Кнорринг легли стих, не вошедшие в прижизненные сборники, как напечатанные в периодике русского зарубежья, так и разысканные и подготовленные к печати к ее родственниками, в изданиях осуществленных в 1963, в 1967 гг. в Алма-Ате, стараниями прежде всего, бывшего мужа Кнорринг, Юрия Софиева, а также издания Кнорринг И. После всего: Стихи 1920-1942 гг. Алма-Ата, 1993. К сожалению, у к автору данной подборки, не попало для сверки ни одно из вышеуказанных изданий.


Рекомендуем почитать
Вдребезги: GREEN DAY, THE OFFSPRING, BAD RELIGION, NOFX и панк-волна 90-х

Большинство книг, статей и документальных фильмов, посвященных панку, рассказывают о его расцвете в 70-х годах – и мало кто рассказывает о его возрождении в 90-х. Иэн Уинвуд впервые подробно описывает изменения в музыкальной культуре того времени, отошедшей от гранжа к тому, что панки первого поколения называют пост-панком, нью-вейвом – вообще чем угодно, только не настоящей панк-музыкой. Под обложкой этой книги собраны свидетельства ключевых участников этого движения 90-х: Green Day, The Offspring, NOF X, Rancid, Bad Religion, Social Distortion и других групп.


Созвездие Преподобного Серафима. Соратники и сомолитвенники святого Серафима Вырицкого

По благословению епископа Гатчинского и Лужского МИТРОФАНА Эта книга о соратниках и сомолитвенниках преподобного Серафима Вырицкого по духовной брани, ряд из которых также прославлен в лике святых. Их непостижимые подвиги являются яркими примерами для современных православных христиан, ищущих спасения среди искушений лежащего во зле мира сего.


Жребий. Рассказы о писателях

Рассказы известного ленинградского прозаика Глеба Горышина, представленные в этой книге, основаны на личных впечатлениях автора от встреч с И. Соколовым-Микитовым и М. Слонимским, В. Курочкиным и Ф. Абрамовым, В. Шукшиным и Ю. Казаковым, с другими писателями разных поколений, чей литературный и нравственный опыт интересен и актуален сегодня.


Мир и война в жизни нашей семьи

История народа воплощена в жизни отдельных семей. Россия – страна в основе своей крестьянская. Родословная семей с крестьянскими корнями не менее интересна, нежели дворянская. В этом убеждает книга «Мир и война в жизни нашей семьи», написанная Георгием Георгиевичем Зубковым, Верой Петровной Зубковой (урожд. Рыковой) и их дочерьми Ниной и Людмилой. В книге воссоздается противоречивая и сложная судьба трех поколений. В довоенные годы члены семьи были не только активными строителями новых отношений на селе в ходе коллективизации, индустриализации и культурной революции, но и несправедливыми жертвами раскулачивания и репрессий вследствие клеветнических доносов. Во время Великой Отечественной войны все четверо стали узниками фашизма с 22 июня 1941 г.


Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.