Золотые купола - [78]
Старик опять замолчал.
– Кскурсовод не получается, – с горечью заговорил он вновь.
Пассажир пассажиру – рознь. Иного с удовольствием везёшь. Этот и вовсе за душу взял. А иного и на первом километре ссадить хочется. Вчера вёз одного.
– Чё откуда берётся?! – вспоминал он.…Он заглядывал сквозь приоткрытое окно.
– Свободен?
Степаныч в ответ молча кивнул. Пассажир ввалился на переднее сиденье. Салон наполнился пивным перегаром. В слащавом его лице совмещалось два зверька – хитрый лисёнок и злобно подлая крыса.
– В монастырь, – приказал он.
Степаныч молча глянул на него и тронулся с места.
– В какой? – безразлично задал он привычный вопрос. Редкий приезжий знал о втором.
– Их тут что, много?
– Два, – отвечал Степаныч. – Мужской и женский.
– Женский! – в восторге воскликнул пьяный пассажир. – Ха-ха! Вот бы туда на пару деньков… а, дед! – воодушевленно хлопнул он Степаныча по плечу.
В ответ Степеныч не поддержал пьяного задора неприятного пассажира, брезгливо посмотрел на него… Промолчал… Вёл машину дальше…
– Мне в тот, где святой местный лежит… Проведать хочу. Как его? Ну, похоронен тут который? – он не мог вспомнить. – Да как же его? – силился он.
– Святые у нас в трёх храмах покоятся, – говорил Степаныч.
– Да! – удивлялся пассажир. – Я одного только знаю, и того вспомнить не могу, – не стеснялся он своей малограмотности. – Самый главный который… Во! Верхотурский! Он там, где раньше тюрьма была.
– К Симеону.
– Во-во, к Семёну Верхотурскому.
Степаныч ехал и злился. На что – и сам понять не мог.
Чё откуда берётся?!
Ему почему-то вдруг казалось, что это он виноват в том, что вот этот вот гражданин, а по его разумению: низшей ступени развития, сам не понимает того, насколько низок. Ещё в том виноват, что он не в силах ничего изменить. Становилось грустно и тошно. Чтоб погасить неприятное состояние, Степаныч начинал думать о постороннем. Но в таком тошнотворном состоянии и мысли лезли в голову какие-то соответственные.
Он вспомнил, как недавно ехал порожняком, так же не было пассажиров, так ещё и в аварию попал. «Чё откуда берётся?!»
…Ночью было дело. Ехал после свердловского, понедельник… пустой день. Ближний свет не отрегулирован тогда у него был. Фары новые поставил, настроить не успел. Близко очень фары били, метров в пять, дальше ночь стеной – черным-черно – тёмная встала… А ведь уже по городу ехал! На столбах освещение к тому времени потухло уж. И не быстро ехал… И на тебе! Из подворотни прямо под колёса шасть дворняга. Степаныч по тормозам… Стукнул… Скулит под машиной. С досадой ударив руль он крикнул: «Чё откуда берётся?!…» И тут… он одно мгновение видел в зеркале заднего вида яркий свет, визг тормозов, удар… и Жигули прыгнули на несколько метров вперёд.
– Да что ты будешь делать! – в сердцах бросил он. – Одно к одному!
Отстегнув ремень безопасности он вышел из машины и заглянул под машину. Пса под машиной не было. Он был уже метрах в двадцати: припадая на правую сторону, давал дёру. Отлегло…
– Добро, залижется.
Шестёрку сзади подпирал мощный джип. Бампер иномарки лопнул, треснула решетка радиатора, осколки фар рассыпались по асфальту. В окно высовывалась коротко стриженная голова и материлась. Зад шестёрки – в лепёшку. Степаныч отмахнулся, сел к себе в машину, достал мобильник и вызвал гаишников.
Громила из джипа уже стоял около Степаныча. Кричал на Степаныча что-то вроде, как его долбаной шестёрки не хватит рассчитаться с ним. Хозяин джипа брал на арапа.
Степаныч не спасовал. Всю жизнь за рулём. Этот во внуки годится. Взять бы ремень да по голому заду, чтоб знал, как со старшими разговаривать, коль родители не научили.
– Правила надо соблюдать, – бросил он ему.
Вышел из машины и, успокоившись, начал рассматривать разбитый зад шестёрки. «Обратно время не отсчитать. Страховка будет. Мастера есть. Восстановлю за недельку», – думал Степеныч, сожалея о потере недельного дохода. В шоферском деле такое с каждым может случиться.
– Какие правила?!
Надвигался громила, задетый тем, что какой-то паршивый таксист смеет ему указывать.
– Дорожные, – спокойно отвечал Степаныч.
Он опять сел в машину. Громила не посмел развивать конфликт со стариком дальше оскорблений… Чувствуя возможность неприятностей с законом. Напугать старика он не смог. Степаныч думал: «Не мой день».
– Давил бы её, сучку! – свирепел громила, узнав причину внезапной остановки Степаныча.
…Через два часа Степаныч ехал домой. Аварию запротоколировали быстро. Вопросов в виновнике не возникло.
– Чё откуда берётся?! – не первый раз повторял он.
«Живая же тварь… Железка ремонтируется… Она ж сколь теперь болеть будет… Пока залижется. Неужто и правда не жалко им…»…
…«Вот ещё один»…
Пассажир пил пиво. Только выехали со станции.
– Пожар что ли был? – вертел он головой.
Проезжали пожарище. Погорело домов без счета.
– Был, – немногословно отвечал Степаныч. Не хотел он говорить с ним. Он хотел скорее от него отвязаться.
– Во полыхнуло! – восторгался он, не прекращая вертеть лисью голову.
– Горе тут прошло, столько домов сгорело – тебе радость! – не удержался Степаныч.
Пассажир на минуту примолк.
– Вот тут, в самом центре пожарища, видишь избёнка – то лавка, утварь церковную торговали здесь, иконки, – почему-то говорил Степаныч. – Всё пожгло, чё откуда берётся, она осталась, убереглась.
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.