Золотые купола - [76]
Спящий таксист имел на себе довольно не броскую внешность лет шестидесяти от роду. Всю свою сознательную жизнь он отработал в таксопарке таксистом, и принадлежал к поколению строителей сначала социализма, и затем коммунизма. Свято верил в партию и Бога. Как это одновременно в нём сочеталось в одном – было непонятно, как, впрочем, не понятно и то, что это сочеталось так же и в любом другом его современнике. Это непростое положение вещей он объяснял просто: коммунизм – это понятно, это на земле, это чтоб жить достойно, это чтоб внуки достойно жили. А Бог – это то, что после… там… по завершении, когда на земле поживёшь… Когда помрёшь…
От этого вопрос перед ним стоял всегда один: с каком виде появится он там…?! Когда помрёт… Оттого и всю жизнь старался. С полной самоотдачей строил коммунизм, ставил свечку по церковным праздникам у иконостаса за дверцей в шкафчике, чтоб никто не видел, и бормотал себе под нос одну и ту же молитву, за незнанием других.
Грянули перемены… Пришёл капитализм… Таксопарк себя изжил… И извоз, как в старые добрые времена, перешёл в частные руки. Отца он своего не помнил, в войну сгинул, без вестей пропал. А деды – те все в поколеньях извозчики. И они тоже о внуках тогда тоже помнили. А то как же! Старики сказывали: давно, ещё в позапрошлом столетии, тянули железную ветку под паровоз на север, города промеж собой соединяли. Когда черёд до Верхотурья дошёл, так извозчики местному начальству хитрость одну подсказали: деньги городу сэкономить, угол срезать. Ветку эту железнодорожную в нескольких верстах мимо города пустить. И извоз увеличится: мужики при деле и деньге, и казне прибыток и экономия. Начальство выгоду углядело. Налог не с чего брать, производства нет, монастыри одни, у них своя бухгалтерия, а тут какая никакая – деньга. Извозчик в те времена в спросе был. Так и сделали. Станция и сейчас в восьми километрах от города. Хош не хош, а пешком далековато. Так деды и нынешним мужичкам работку дали. Правда, времена изменялись, дорог настроили. Паломник нынче автобусом едет. Группой в автобусе дешевле. Да Бог без хлеба не оставляет. Одиночками тоже едут… Немного…
Таксист был небольшого роста, под метр семьдесят, около того, имел худое остроконечное лицо со стреляющими из него глазками, оценивающим взглядом. Взгляд его с годами отработался самопроизвольно, из необходимости в одно мгновение определять пассажира и его возможную платёжеспособность. Несмотря на зиму, одет он был легко. В здешних местах, недалёких от заполярного круга, морозы по зиме встают крепкие. Случись что, машина вмиг стынет. В куртке да летних кроссовках много не наремонтируешься посередь дороги. Голову туго обтягивала спортивная шапочка. Тут он и в мыслях не допускал поломки – все винтики сам закручивал, не должно, уверен.
У вокзала он ждал электричку. Она вот-вот должна прибыть из соседнего – Нижнего Тагила. Редким днём он не брал с неё пассажира. Хотя и тут время года не очень обнадёживало. Самое неприбыльное. Редко кто в это время едет к святым местам. Рождество прошло, школьные каникулы закончились, крещение минуло. Теперь до пасхи… Если только кто случайный, отпускник соизволит или командировочный прибудет. Может случиться и так, что и никого не будет. Не стоять тоже нельзя. Мигом место конкуренты облюбуют. Двигатель Жигулей мерно работал, таксист мирно посапывал, бензин тратился.
Он проснулся под знакомые звуки. Электричка, гудя на всю округу подшипниками колёс, влетела на станцию, резко затормозила, двери с шипением хлопнули, распахнулись. Прошло меньше минуты, как двери вновь зашипели, захлопнулись, и электричка умчалась дальше. Человек пятнадцать со всего состава остались на перроне. Добрую часть забрало маршрутное такси, остальных встречали со своим транспортом. Случилось так, как и предполагал – пассажиров не было. Степаныч лениво включил передачу, хотел было трогаться, как в эту минуту увидел запоздавшего гражданина, растерянно стоявшего в том месте, где только минуту назад стояла маршрутка. Расстроенный, он беспомощно озирался по сторонам. Степаныч выключил передачу. Отставший гражданин с досадой махнул рукой и направился к нему. «На этом много не накатаешь», – думал Степаныч.
Пассажир тяжело шагал к нему.
Это был старик, худой и сутулый, в пальто с каракулевым воротником, весьма модным в семидесятые года и выглядевшим сегодня весьма раритетно, голову покрывала белая кроличья шапка с бурыми пятнами, придававшая его облику ещё большего раритета.
– Тута монастырь есть, мне бы от до него… – неуверенно просил старик приоткрыв дверцу..
– Так их тут два, тебе мужской или женский нужен? – спрашивал Степаныч.
Старик переминался с ноги на ногу. Нежелание тратить деньги на такси свербело во всем нутре.
– Ак это… к мужскому, – говорил старик.
Услыхав цену, он воскликнул:
– О-о-о! – протянул пенсионер удивлённо. – Ты меня никак на край свету! – он замялся: – Монастырь, он от за городом чтоль? Далеко? – спрашивал он.
Старик не ожидал этого. В уме прикинул – туда, да потом оттуда. То ж сколько получаться будет?
– Монастырь в городе, станция стоит за городом, – объяснил таксист.
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.