Золотые купола - [75]
Был еще случай и со мной. Прихватил как-то у меня зуб. Стоит ли говорить, что это такое? Стены начинают казаться скалами, которые жутко хочется облазить вдоль и поперек. Нет такого человека, кого бы та моя беда хоть разок не коснулась. Докторов я боюсь, как черт ладана, за версту завидев, обхожу, а тут боль меня за руку взяла и к доктору бегом пригнала. С должным гостеприимством он принял меня, усадил в кресло, взял сверло в руки и глянул на меня (!), так тут вся кровь, что была в моих жилах, разом остановилась и попятилась вспять. Лучшее, что тогда я мог сделать, так это закрыть глаза от греха подальше. Душа к тому времени уже прочно обосновалась в пятках. Сижу и с перепугу разглядываю веки с той стороны в ожидании – что будет. И что чувствую? Ощущение такое, что этот доктор, такой милой наружности, всей объемностью этой своей наружности нырнул в мой зуб, и только носками ботинок уцепился за кромку дырки зуба, и в таком вверхтормашечном состоянии прямо на таком весу лаз для себя внутри высверливает. Так и просидел я, с силой жмуря глаза из боязни, что они сами непроизвольно откроются. И я его перед собой не увижу – чем черт не шутит, ведь ощущения-то были! Тогда следующий мой медицинский кабинет – кабинет психиатра. А как почувствовал, что он оттуда все-таки выбрался и лаз за собой заделал, так я глаза и открыл. Вместе с возвращением к свету мир перевернулся обратно в мою сторону передом, и широко, приветливо улыбался лицом этого доктора. Вместе с тем охватило облегчение – зуб как и не болел вовсе. Даже хотелось этого доктора в знак благодарности покусать. Рассыпавшись в благодарности глупыми похвалами, я пытался хоть на мизерную долю выразить свое облегчение. В ответ он только добродушно скалился и, разведя руки в стороны, щурясь, приплюснув один глаз, говорил:
– Доктора вату не катают!
Только дома, длинными, одинокими вечерами забирала тоска. Дело себе ищет: то постирает что, то приборку совершенно необязательную на сегодня устроит, то что-то по хозяйству отыщет что сделать. А то и просто затопит печь – потрескивает, душу колет, наварит картошечки в мундире, достанет из погреба грибочков да огурчиков, выпьет водочки в одиночестве, усадит котёнка, что давеча около магазина подобрал, себе на колени и бурчит, захмелевший, известный мотивчик себе под нос. Развеет тоску и на боковую – под пуховое одеяло. А котёнок по обыкновению мурлыкается в головах. Одно только тешило – завтра снова к людям.
Че откуда берется
Всяк добрый человек, впервые вступивший на верхо-турскую землю. Тотчас же начинает на себе испытывать благодать, внезапно непонятно как образовывающуюся вокруг него. Местные жители этого состояния уже и не замечают, может, оттого, что они сами, в какой-то мере, пропитаны ею, может быть, самую малость, но обязательно пропитаны. Потому что живут внутри неё. Потому и не замечают. Внешне по ним это совсем не заметно. Тут в шутливой форме можно было бы привести сравнение: это как если бы северный гражданин из тех широт, где растут жимолость, земляника и ещё десяток даров – небольшой выбор, кроме которых остальное он мог видеть только в сезон на рынке, и вдруг он оказался в южных широтах, изобилующих различными фруктами. Где что ни палка в земле с листочками, так фрукт – во рту тает. Оказался в тот момент, когда, скажем, спеют абрикосы. И этих деревьев вокруг стоит, прямо посреди города, столько же, сколько ёлок в лесу в тех местах, откуда он прибыл. Вся земля сплошь усыпана спелыми абрикосами. Ветки до земли провисают. Ешь – не хочу! Дворники не успевают их с тротуаров сметать, точно листья в осень. Так только она ж никчёмная. А тут – абрикос! Южане идут и топчут их! И северный гражданин тут не выдерживает и от изумления восклицает:
– Вы их что, не едите что ли? – рассеянно пожимает он плечами озираясь вокруг себя.
Для местных жителей, мало видавших другие края, сей северный гражданин представляется в непонятном и комичном образе.
«Удивляться абрикосам!? Чудные они, эти северяне!»
Так и для Верхотурца благодать эта является обычным и каждодневным делом. Живут в ней и не замечают её. Привыкшие они просто.
Морозным январским утром, искрящим от сугробов ослепляющими лучами холодного низкого северного солнца, на привокзальной площади стояла старая шестёрка. Хотя было уже светло, но на крыше над водительским местом горел фонарь с шашечками, и со стороны сразу становилось ясно, что этот автомобиль есть местное такси. Движок мерно трудился, нарушая утреннюю тишину. Таксист спал… Из выхлопной трубы паром, клубками вылетал тёплый воздух, остывал на морозе и растворялся. Возраст машины определялся во всём. Начиная с номеров, отчеканенных ещё в те времена, когда регионы не обозначались номерным кодом. Кузов не единожды подвергался шпаклёвке и покраске. В бликах солнечных лучей все неровности различались особенно. И сейчас совсем недавно зад машины претерпел аварию – нанесена шпаклёвка и ещё не закрашена. Крылья по контуру колеса просвечивали ржавчиной. Вопреки своей внешней невзрачности двигатель Жигулей работал чисто и ровно. Диски колёс врезались в утрамбованный снег новыми зимними покрышками с серебреными точками шипов. Приборная панель отполирована до блеска. Под ногами – мытые резиновые коврики. На сиденьях – новые чехлы. Машина вся была обласкана вниманием; хозяину оставалась не подвластной только ржа на кузове, автомобиль неумолимо старел вместе с ним…
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.