Золотые эполеты - [90]

Бирюлев уверенно вел отряд добровольцев-охотников за линию ложементов[44], к неприятельским апрошам[45]. Суть этой операции заключалась в том, чтобы обезвредить вражеских стрелков, которые занимали недалеко от наших укреплений окопы, чтобы из ружей, так называемых «штуцеров», обстреливать наши батареи. Охотники быстро выкапывали саперной лопаткой небольшие ямки и ложились в них. Тут охотнику надо быть очень осторожным, потому что достаточно лишь приподнять голову, как ее мгновенно мог прострелить вражеский снайпер. Чтобы победить, приходилось проявлять находчивость, уметь самому без промаха сразить метким выстрелом коварного неприятеля.

В отряде Бирюлева собирались опытные, отважные боевики. Среди них известные всей армии храбрецы-разведчики — матрос Петр Кошка, уроженец Каменец-Подольской губернии, есаул-пластун Иван Долиненко с Кубани, братья Батьяновы. Один лейтенант, а другой мичман, как Кондрат. Матросы батареи капитан-лейтенанта Прикамского Шевченко, Рыбников, Болников и солдаты-охотники Волынского полка, охраняющие эту батарею. Кондрат заметил, что охотники шли на задание, хорошо понимая всю опасность такой операции. Это читалось в глазах собравшихся в бой по своей охоте смелых людей.

Лейтенант Бирюлев построил свой отряд в две шеренги. Каждого спросил исправно ли у него оружие, хорошо ли примкнуты штыки, наготове ли патроны. Потом объявил цель вылазки: преодолеть расстояние против четвертого бастиона — продвинуть вперед ложементы и оставить там для их защиты стрелков. И как бы подчеркивая серьезность и риск операции, призвал всех на молитву. После молитвы он повел отряд из бастиона в ночную степь, прямо на неприятельские укрепления.

Охотники шли легкой, неслышной походкой. Но их все же скоро заметили сторожевые посты противника. Мгновенно взвились в черное ночное небо сигнальные ракеты и со всех неприятельских позиций прокатилась залповая пальба.

Шедший впереди Бирюлев обратился к отряду.

— Видите, братцы, как англичане и французы нас приветствуют. А ну вперед! — Он выхватил из ножен саблю и показал на недалекий холм. — За мной!

Охотники, теряя на ходу раненых и убитых, все же добрались до ложементов, выбили неприятеля из траншей и на их плечах ворвались в следующие окопы. Здесь произошла решительная и ожесточенная схватка. Но невероятно трудно остановить атакующих, когда они сумели добраться до противника. Через несколько минут боя английские солдаты, рослые, сухопарые парни, несмотря на отчаянное сопротивление, были убиты, и лишь немногим удалось выскочить из окопов и спастись бегством. В плен попало несколько раненых, среди них один капрал и один офицер. Подоспевшие саперы стали быстро переделывать захваченные ложементы, в которых засели наши стрелки. Захваченное оружие — штуцера, военное имущество, раненые и убитые были отправлены в тыл.

Кондрату показалось, что на всю эту операцию ушло несколько минут, а в действительности — большая часть ночи. Дело в том, что он, одним из первых ворвавшись в траншеи, сцепился с английским офицером. Тот оказался вертким, сильным парнем и успел выстрелить в Кондрата из пистолета, так что пуля, прострелив фуражку, скользнула по волосам. Оглушенный выстрелом, мичман свалился вместе с полузадушенным офицером. Он пришел в себя, когда Бирюлев приложил к его кровоточащей ссадине на голове платок.

— Держите, мичман, мой платок, как тампон, пока кровь течь не перестанет. Пора возвращаться обратно, — озабоченно сказал ему командир. Шатаясь, он все же без посторонней помощи возвратился в бастион.

— Это он в вас, ваше благородие, из пистолета в упор саданул, — показал ему уже в блиндаже бастиона на пленного английского офицера один из матросов. — Но вы ему все же здорово вязы скрутили, пожалуй, он долго головой вертеть не сможет.

— Идите на перевязку к Марии Прокофьевне, — сказал Бирюлев. Английский офицер с испугом посмотрел на Кондрата, который неожиданно для всех вдруг добродушно улыбнулся и загудел своим баском:

— Мне матушка еще рассказывала, что вот так деда моего, Кондрата Хурделицу, когда Измаил брал, тоже в голову из пистолета стреляли, но и тогда тоже пуля чуть задела, как у меня. Видно, у всех нас, в роду Хурделиц, головы такие дюже крепкие, что их пуля не берет.

Одна из сестер милосердия, Мария Прокофьевна — «блиндажка», промыла и перевязала рану и так удачно, что мичман мог снова надеть свою фуражку.

Кондратово счастье

Уже начало светать. Его шатало от усталости, а может, от потери крови, хотя рана на голове уже не кровоточила. Очень хотелось здесь же, в блиндаже, на бастионе, прилечь и отдохнуть. Но Кондрат все же нашел в себе силы преодолеть слабость и сонливость, почистил шинель, ботинки и пошел не на свой пароход-фрегат, а в госпиталь, где сейчас дежурила Богдана. Его так тянуло к ней, что ни усталость, ни ранения не были препятствием. Он переправился через залив на Северную сторону, пошел знакомой дорогой. Мостовая была покрыта осколками бомб, которые хрустели под ногами. В одном месте он даже споткнулся об упавшее ядро.

Он вспомнил, как английский офицер перекосился от испуга, когда русский матрос показал на него Кондрату. «Струсил герой, струсил». А затем ему пришла другая мысль, что он теперь с Богданой, как говорится, на равных. Ведь она в своей операционной и даже дома, как и все жители осажденного города, находится на опасном рубеже, таком же, как он, там на борту боевого корабля или у бойницы бастиона. Сознавать это ему было горько, больно, но в то же время он чувствовал гордость за нее, за свою любимую. «Вот она у меня какая! Ведь не всякая женщина поедет за тысячу верст под бомбы, под пули лечить раненых».