Золотые эполеты - [89]

Хитрово с удивлением посмотрела на Кондрата.

— Вы удивляете меня, господин мичман. Ведь английское королевское правительство и французский император обманывают общественное мнение фальшивыми разговорами, что они спасают Османскую Порту, то есть Турцию, от посягательств русского царя, и под таким предлогом они стремятся оккупировать богатые плодородные земли северного побережья Черного моря, Крыма, побережье Кавказа. Разве вы не понимаете этого как военный человек? Высадили, «защищая Турцию», больше чем стотысячную армию в Крыму и привели сюда могучие эскадры боевых кораблей. Интервенты утверждают, что они защищают Турцию, а турецкие солдаты, которых они привезли сюда осаждать Севастополь, — настоящие рабы английских и французских солдат. Они тут как носильщики, грузчики, на правах вьючных животных, таскают чемоданы, мешки, используются в армии интервентов на самых тяжелых и грязных работах, а кормят их «просветители» объедками и отбросами. Голодные и разутые турецкие солдаты умирают сотнями от эпидемий, болезней. Мне как медику это хорошо известно, потому что приходится сплошь и рядом, когда они сдаются в плен, их от дистрофии спасать.

Все это Екатерина Александровна высказала очень быстро, темпераментно, как бы залпом, остановилась лишь, чтобы перевести дыхание. Она раскраснелась, лицо ее помолодело, глаза засверкали.

— А разве вам, как моряку, неизвестно, что недавно около Евпатории нашим солдатам пришлось спасать большой английский транспорт. Английская команда села на шлюпки, загрузила их своими вещами, а турецких солдат оставила на тонущем судне. Оказывается, англичане даже не считают турок за людей… Уверяю вас, англичане и французы пришли в эти края не как спасители османов, а как захватчики, как интервенты. Да, да, как настоящие захватчики и грабители. Ведь этим они и прославили себя, захватив приморские города Ени-Кале и Керчь, где подвергли всех жителей настоящему грабежу. Взломали двери всех домов, даже церквей. Причем особенную жадность в грабежах проявили английские офицеры. Прославился грабежами отряд генерала Броуна. Они тащили к себе в каюты все, что можно было похитить. Отнимали у жителей одежду. О каком же тут просвещении, свободе или справедливости может идти речь! Лицемерные крокодильи слезы проливал ваш пленный англичанин. Хотите факты — пожалуйста. Вот что мне написала недавно моя подруга. Ее хорошего знакомого, молодого храбреца полковника Андрея Николаевича, сына прославленного писателя и историка Карамзина, взяли раненого в плен. Мы ведь никогда не убиваем пленных, особенно раненых, а вот турецкий паша приказал этому пленному отрубить голову. Кондрат неожиданно вскочил со стула.

— Не может быть! — вдруг вскрикнул он.

— Может, вы мне не верите?

— Нет, я верю… Извините меня. У меня от ваших слов даже заболело сердце. Я просто не выдержал, — нервно поежился Кондрат.

— Что ж, как ни горька правда, а мы должны ее знать. Вся эта интервенция — сплошное преступление, какими бы красивыми словами ее ни прикрывали.

— Я запомню ваши слова, Екатерина Александровна. Спасибо. Я запомню. — Он посмотрел на часы. — К сожалению, я должен спешить.

Он надел фуражку и простился.

Ночной бой

От Екатерины Александровны Кондрат узнал много огорчительного и о своем Отечестве, и о плохих начальниках, которые вели войну. Все это он выслушал с болью и сделал вывод, что имеется не только неприятель, по которому стреляешь из пушек и ружей, но и что бьет незаметно, исподтишка и не менее опасный и свирепый. К таким тайным неприятелям он отнес людей, по чьей вине не хватало боеприпасов, в частности пороха и ядер, а это сковывало действия защитников Севастополя. Экономя порох и ядра, они подчас на пять выстрелов противника вынуждены были отвечать одним. По этой же причине часто молчали орудия на русских кораблях. Экипажи судов отдавали запасы пороха и ядер береговым артиллеристам, которым приходилось ежедневно отражать усиливающиеся бомбардировки и атаки наседающего неприятеля.

По этой же причине теперь редко вели огонь и пушки парохода-фрегата «Владимир». Часто молчало дальнобойное орудие, которое находилось под командой мичмана Хурделицы. Капитан Бутаков, который раньше отказывал Кондрату участвовать в вылазках на берег, теперь уже не препятствовал включаться в эти береговые операции. Григорий Иванович даже помогал своему мичману проявить казачью удаль в ночных вылазках, потому что понимал, что Кондрату больше негде проявить свою смелость и отвагу.

— Что ж, мичман, я вижу, вам не терпится вместе с казаками и пластунами проявить себя в ночных атаках. Советую об этом от моего имени попросить командира экспедиционного отряда лейтенанта Бирюлева. Он отличный командир. Идите-ка к нему на четвертый бастион. Он там… Только смотрите, прошу вас, осторожней. Не лезьте зря на рожон. Помните, что осторожного сам Бог бережет, — в голосе сурового капитана Кондрат уловил отцовскую заботу.

Кондрат пошел на бастион и встретился с лейтенантом Бирюлевым. Под командой этого лейтенанта самые опасные вылазки в тыл противника всегда были удачными. К нему в отряд недаром просились многие — матросы, казаки, солдаты-пластуны и даже офицеры. Говорили, не без основания, что Бирюлев в самой острой боевой обстановке мог мгновенно принять самое верное решение. Он был отважен, ловок и внешне привлекателен.