Золотые эполеты - [75]

И вот светлейший с самой любезной улыбкой направился к Нахимову, выслушал его рапорт и поздравил с победой. Затем поздравил также офицеров и матросов корабля. Заученным, театральным жестом подал руку Нахимову, постоял несколько мгновений и вдруг, резко повернувшись, пошел на свой катер.

— Ваше сиятельство! — обратился дрогнувшим голосом к нему Нахимов. — Этот флаг, что вы подняли, означает, что мы все же в карантине.

— Конечно, вы все вернулись из азиатской страны, где разные там эпидемии. И, разумеется, никто из вас не может сейчас сойти на берег, в том числе и вы, — усмехнулся в седые усы князь.

— И долго нам быть в карантине?

— Гм… Когда он кончится, я непременно извещу вас, — надменно посмотрел на него главнокомандующий. Он тут же распорядился на всех боевых судах эскадры-победительницы поднять черные, словно траурные, карантинные флаги.

…А на берегу росли и росли толпы желающих встретиться с возвратившимися победителями. Снаряжены были лодки, шлюпки, где сидели с букетами и гирляндами цветов женщины и дети. Встреча обещала быть радостной, торжественной. На набережных экипажи судов приветствовали криками «ура», махали флагами, букетами цветов, фуражками, платками. Но праздник был омрачен черными флагами карантина.

И напрасно сановного самодура пытался переубедить Корнилов. Возвратясь на «Одессе» в Севастополь, он подробно доложил ему о подвиге, который совершили черноморцы под командой Нахимова, разгромив турецкий флот.

— Эта победа гораздо значительней и грандиозней тех, которые одерживал российский флот когда-либо, — пытался он втолковать главнокомандующему. — Это вершина флотоводческого искусства и героизма!..

— Но ведь пострадал сам Синоп!

— Да, пострадал. Но Павел Степанович сделал все от него зависящее, чтобы в этом городе не было пожаров.

— Но тем не менее он сгорел, черт его побери!

— Да, к сожалению, почти наполовину. Но это произошло потому, что ветер дул с моря и нес на город горящие обломки пылающих турецких кораблей. Сами турки виноваты в пожаре. Они слишком близко подвели свои боевые суда к набережным и кварталам.

— Согласен… Но англичан и французов это совсем не будет интересовать. Им нужен лишь предлог, чтобы объявить нам войну. Пожар Синопа — для них отличный предлог. И для лорда Пальмерстона[35], и для Луи Наполеона[36]. Они не преминут таким предлогом воспользоваться. Послушайте, какие воинственные вопли против нас подняла их лживая пресса. Вот, почитайтека, как они натравливают против нас народы. — Князь подошел к столику, где лежала толстая подборка иностранных газет. Он протянул ее Корнилову. — Вот, возьмите-ка и прочитайте.

— Позволю заметить, ваша светлость, что еще до Синопского сражения и вы, и я не сомневались в том, что англичане и французы привели в Босфор свои военные армады совсем не для прогулки, а для того, чтобы воевать. И воевать с нами. И если бы не было этой битвы, они все равно не отказались бы от своих намерений. И еще хочу заметить, что если бы Нахимов не уничтожил турецкий флот, нам пришлось бы воевать с ними намного труднее. А теперь нам будет легче с ними справиться…

Корнилов нанес своими словами светлейшему удар, как говорится, не в лоб, а в глаз. Ведь это он, князь, по поручению самого царя, вел переговоры с правительствами Турции, Франции и Англии, но, как и другие дипломаты русского царя, их бездарно провалил. Он был виновен в конфликте с этими державами. Но князь Меньшиков никак не ожидал такой смелости от своего подчиненного, он даже покраснел от неожиданности. Однако возразить светлейшему Корнилову, по существу, было нечего. Он раздраженно лишь подернул плечом и, чтобы выйти как-то из неловкого положения, в которое попал, счел за самое подходящее упрекнуть Корнилова:

— Но почему вы, Владимир Алексеевич, все же дозволили Нахимову командовать сражением? Вы нарушили мое распоряжение! Ведь эту миссию я поручил вам?! Вы, по-моему, даже не изволили известить Нахимова об этом…

— Я прибыл в Синоп, когда битва уже началась.

— Все равно, надо было взять командование в свои руки. Честь победы тогда принадлежала бы вам, — сказал князь и упрямо нахмурил брови.

— Но это же было бы несправедливо, ваша светлость!

— Несправедливо? Но тогда бы вы прославились, а не Павел Степанович. Вы бы прославились! — повторил жестким голосом Меньшиков.

Корнилов понял, как он сильно ненавидит Нахимова. И понял, почему он теперь загнал всех победителей, всю эскадру, в карантин, под черные флаги. Понял, почему он устроил Нахимову и всей эскадре такую встречу. И, конечно, правы моряки-черноморцы, которые именно так и восприняли этот коварный поступок светлейшего. Ведь в экипажах судов медики не нашли ни одного больного. Не было также ни одного больного среди пленных турок.

…После вечерней зари, когда матросы, согласно дисциплинарному распорядку, должны были спать, а офицеры еще бодрствовали, на корабль к Нахимову приехал Корнилов. Оба адмирала вышли на шканцы. Осеннее море поблескивало, как металлическая чешуя. От бледной луны, на темную морскую воду потянулась до самых первых звезд светлая дорожка.

— Теперь ждите, Павел Степанович, высочайшей награды. В Петербург к императору с донесением о вашей победе направился подполковник Сколков. Ваша фамилия станет известной во всех уголках мира, она и в летописях будет в списке самых блистательных отечественных героев, таких как Суворов, Кутузов, Румянцев. Взяв под руку Корнилова, Нахимов сказал: