Золотые эполеты - [73]

— Вот видите, ваше превосходительство, восхищение которое вы выразили вице-адмиралу Павлу Степановичу Нахимову, слилось с голосами солдат. Однако в этом сражении, как видно по поврежденному рангоуту, более всех пострадал линейный корабль «Императрица Мария», на котором Павел Степанович держал флаг, — сказал Сколков.

— Вы абсолютно правы, именно на этом корабле он держит флаг — это любимый корабль Нахимова. И, конечно, он, как всегда, находился на самом опасном участке. Отсюда и самые большие повреждения у этого корабля. Боюсь, как бы не случилась беда с самим Павлом Степановичем. — И он приказал Бутакову немедленно подойти к «Марии». К радостным чувствам Владимира Алексеевича Корнилова присоединилась острая тревога за судьбу творца этой замечательной победы. Эта тревога прошла у него только тогда, когда «Одесса» подошла вплотную к высокому борту «Императрицы Марии» и он увидел на юте статную, в обгоревшей шинели, со сбитым на бок эполетом, знакомую фигуру флотоводца. У него сразу стало спокойнее на душе.

— Слава Богу, жив! Жив наш победитель! — воскликнул Корнилов. По веревочной лестнице с юношеским проворством он поднялся с палубы парохода на высокий борт линейного корабля, а затем вбежал на ют, где еще не убрали щепки разбитых турецкими ядрами мачт и рей, обрывков парусов и такелажа. Здесь вице-адмирал Корнилов обнял и поздравил с победой вице-адмирала Нахимова. Павел Степанович смущенно воспринял поздравление, как и радостное возбуждение Корнилова.

— Я тут ничего особенно не совершил, это все матросы, солдаты да казаки верные… Это команды кораблей наших

— Все время под огнем, на самом опасном месте командовали. Это по вашему распоряжению корабли на самые боевые позиции для поражения неприятеля вышли, а вы все под огнем, в самом, можно сказать, аду и не дрогнули. Смотрите, как эполет ваш помят.

— Все это ерунда. Конечно, жаркое дело было, а обязаны все мы ему, адмиралу Михаилу Петровичу Лазареву, это он матросов выучил. Да, все это он. А я что?

Нахимов невозмутимо как бы заглянул в душу Корнилова, как бы давая понять, что разговор на эту тему он считает оконченным.

Едва уловимая улыбка промелькнула на лице Корнилова. «Павел Степанович такой же, как в молодости. Время не властно над ним. Он по-прежнему лишен всякого тщеславия, лишен карьеризма, скромен и лишен всякой зависти. До фанатизма смел и честен. Он как бы не признает, что совершил подвиг, выиграв величайшую морскую битву. Он по-прежнему, как в молодости, любит море, знает его, знает и любит наш Черноморский флот. Он из-за любви своей к морю и флоту жизнью своей пожертвовал. Ни женщине, ни семье, всего себя до конца отдал морю и флоту».

Но Корнилов перевел разговор с Нахимовым на флотские дела. А их после нахимовской победы было невпроворот! В этом ожесточенном сражении пострадали почти все русские корабли. Больше всех, конечно, корабль, которым командовал сам Нахимов. Очень сильные повреждения получили и другие суда — «Три святителя», где были сбиты все мачты и насчитывалось около пятидесяти пробоин. На «Великом князе Константине» не уцелела ни одна мачта и было тридцать пробоин. Лишь линейный корабль «Париж» вышел из сражения без больших повреждений. На нем уцелели все мачты и было всего лишь шестнадцать пробоин.

На всех кораблях служили панихиды по убитым в сражении морякам. Больше всего их было на «Ростиславе». Там взорвался вовремя боя парусиновый мешок, в котором подавали заряды из артиллерийского склада к пушкам, так называемый кокор, полный пороха. Вообще во всей эскадре в Синопской битве погибло тридцать семь человек и двадцать девять выбыло из строя по ранению. Но эти потери русских моряков были намного меньше, чем на турецком флоте. Здесь из 4500 моряков две трети погибло в бою. Около 200 человек было взято в плен вместе с командующим флотом адмиралом Осман-пашой.

Если в русской эскадре ни один корабль не погиб в Синопском сражении, то все корабли турецкого флота (их было шестнадцать), кроме парохода-фрегата «Таифа», бежавшего в самом начале боя, были уничтожены в этом четырехчасовом сражении. Хотя турецкий флот уже перестал существовать, Нахимова очень беспокоила сложившаяся обстановка на Черном море после этой победы. Об этом он сказал Корнилову:

— Я опасаюсь, Владимир Алексеевич, что правители Англии и Франции теперь имеют повод начать против нас войну. Большую войну. Даже без объявления, как это сделали турки, когда они просто напали на нас врасплох, захватили пост Святого Николая, сожгли его и перерезали всех мирных жителей. Чем английские и французские правители отличаются от них? Особенно по части вероломства они ничуть не лучше османов. Они тоже могут, не объявляя войны, ввести свой флот в Черное море и, пользуясь тем, что наши корабли получили повреждения, напасть на нас. Очень даже могут. Поэтому мы должны как можно быстрее починить корабли, привести их в боевую готовность, как можно скорее сняться с якорей и увести флот в Севастополь.

— Я с вами согласен, Павел Степанович! — сказал Корнилов.

И сразу начались большие работы по ремонту пострадавших в бою кораблей. Работали не покладая рук дружно все члены экипажей и парусных кораблей и пароходов-фрегатов. Вскоре после одержанной победы корабли были отремонтированы, и утром 20 ноября эскадра покинула опаленную пожарами Синопскую гавань. За кормой остались еще дымящиеся кварталы города, обугленные, как ребра исполинских китов, шпангоуты выбросившихся на берег турецких кораблей.