Золотые эполеты - [71]

Но неожиданный жестокий шторм чуть не перепутал все планы флотоводца. Большинство кораблей получили повреждения. На многих судах были потеряны грот-марсели, поломаны реи, сорван такелаж. Только три линейных корабля вышли из шторма без повреждений: «Императрица Мария», на котором держал флаг сам вице-адмирал Нахимов, «Чесма» и «Ростислав». С этими тремя кораблями, конечно, при всей отваге Нахимова, нельзя было атаковать огромный неприятельский флот, которым командовал такой опытный адмирал, как Осман-паша. На этих трех кораблях Нахимова было всего двести пятьдесят пушек против четырехсот шестидесяти вражеских орудий. Силы были слишком неравны! В бледно-голубых глазах Павла Степановича сверкала досада. Но тут вдруг закричали марсовые матросы, что приближается грозная эскадра. В снежной метели, что гуляла в это время по морю, было трудно различить, чьи это суда. Мокрый снег залепливал глаза наблюдателей, но тут неожиданно, как и все было в этот день, метель прекратилась, теперь можно было ясно просмотреть морской простор и определить типы кораблей. Вице-адмирал увидел идущий полным ходом знакомый, под контр-адмиральским флагом, стодвадцатипушечный «Париж». Следом за ним, соблюдая дистанцию, шли «Великий князь Михаил», «Три святителя» и фрегат «Кагул». Все четыре корабля в полной исправности. Правда, их паруса были покрыты, словно белой ватой, хлопьями снега… Теперь можно было атаковать весь вражеский флот, что укрылся в гавани Синопа, и Нахимов не смог удержать порыва. Он, как и все моряки его линейного корабля, по-мальчишески захлопал в ладоши и закричал «ура». Он тотчас застыдился этого порыва, смущенно смолк, снял свою фуражку, чтобы остудить пылавшую голову. К нему пришло спокойствие. Пусть турецкий адмирал Осман-паша и все его английские и французские советники считают, что они в безопасности, под охраной мощных береговых батарей. Пусть считают так, но они не знают русских моряков. Теперь они в западне, ни один их корабль не спасется.

…Павел Степанович вспомнил свою далекую лейтенантскую молодость, когда он, теперешний вице-адмирал, а тогда лейтенант, и нынешний командир «Парижа» контрадмирал Новосильский, а тогда гардемарин, участвовали в знаменитом Наваринском сражении. Тогда адмирал Лазарев также запер в Наваринской гавани весь флот противника. Запер и уничтожил. Ныне он, Нахимов, попытается проделать то же с турецким флотом, только в гавани Синопа. Он повторит опыт своего учителя, замечательного адмирала Лазарева. Жаль, что только старый адмирал Лазарев уже никогда не узнает об этой победе. Лазарев уже четыре года, как покоится в могиле. Нет, адмирал Лазарев не покраснел бы за своего ученика. И Нахимов тут же, как всегда, не мешкая, написал приказ-диспозицию, представляющую программу будущего боя. В ней до мелочей предусматривалась роль в сражении каждого корабля. Писалась она сразу, но это был плод многих раздумий адмирала, предусматривающих, чтобы ни одно вражеское судно не спаслось от гибели, не смогло прорваться и убежать. Каждый наш корабль в определенном месте Синопской бухты вставал на якорь для более точной прицельной стрельбы, при этом уладив шпринги[32], став бортом к неприятельскому судну, чтобы обрушить на него сокрушительный, беспощадный огонь.

Свой приказ Нахимов закончил знаменательными словами: «Россия ожидает славных подвигов от Черноморского флота. От нас зависит оправдать эти ожидания».

Создавая свой приказ-диспозицию, он словно выплеснул его из своей души и так же молниеносно решил его выполнить.

В дождливое утро 18 ноября 1853 года (по новому стилю 30), не обращая внимания на плачущее дождем небо, плохую видимость и шквальный ветер, флот вошел двумя кильватерными колоннамив Синопскую бухту. В 8 часов утра корабли отдали якоря, согласно боевой диспозиции, на рейде. Во главе правой колонны Нахимов держал флаг на корабле «Императрица Мария», а на левой Новосильский — на «Париже». Ему Нахимов великодушно, как старшему, дал в колонну два самых сильных стопушечных корабля.

Хотя турецкие корабли находились в более выгодной позиции, чем русские, они вели не такую меткую стрельбу. Нахимов хорошо помнил Наварин, знал тактику врага, знал, что противник будет стрелять вверх по парусам, которые представляли хорошую цель, поэтому наш адмирал заблаговременно приказал взять их на гитовы[33], чем уменьшил площадь парусов. Тут в дело на русских кораблях вступили бомбические шестидесятивосьми фунтовые орудия, которые стреляли с нижних палуб линейных кораблей. Их огненные бомбы, казалось, сыпались из самых глубин моря. От их метких попаданий вышел из строя флагманский корабль, где держал свой флаг адмирал Осман-паша. Потом, словно факел, запылало другое неприятельское судно — «Фазали-Аллах». Затем взорвался корвет «Гюли Сефид». В его крюйт-камеру попала бомба. Не долго сопротивлялись два шестидесятипушечных фрегата «Низаме» и " Диомид». У них были перебиты все мачты. За первые сорок минут боя половина неприятельских судов была истреблена.

Павел Степанович Нахимов, казалось, мог быть довольным отличной выучкой своих моряков. Однако он был печален. «Боже мой! Сколько уже погибло людей…» Он снял фуражку и перекрестился. Флаг-офицер поспешил его успокоить: