Золотые эполеты - [74]

Сначала наиболее пострадавшие в бою суда, такие как «Мария», «Три святителя», «Константин» и «Ростислав», вели на буксире пароходы, но когда вышли в открытое море, снова начался шторм. Пришлось отдать буксиры, и все суда пошли своим ходом. 22 ноября корабли-победители благополучно вернулись в Севастополь.

Весть о Синопской победе, последнем большом сражении парусных судов, где использовались впервые уже так называемые бомбические орудия, стала известна во всем мире. Она заставила радостно вздрогнуть сердце каждого патриота. Имя адмирала Нахимова стало с любовью и гордостью произноситься повсюду в Российской империи.

Корнилов, встречаясь с Нахимовым, никогда не показывал ему подлый, интриганский приказ главнокомандующего светлейшего князя Меньшикова. Приказ, в котором накануне знаменитой битвы, Нахимов устранялся от командования флотом и все лавры будущей победы отдавались Корнилову.

Два адмирала по-настоящему любили и уважали друг друга и как справедливо замечает незаслуженно забытый писатель, автор замечательного романа «Севастопольская страда» Сергей Ценский, эти «два вице-адмирала, столпы Черноморского флота — Корнилов и Нахимов, влюбленные в одно и то же искусство, не были соперниками».

Корнилов никогда не показывал и никогда никому не говорил об этом приказе, который хранил у себя. В том числе и Нахимову, потому что оберегал Павла Степановича. Он не хотел ранить его сердце.

Не надо награды!

Историки утверждают, что возвращение нахимовской эскадры в Севастополь было подвигом, подобным тому, что они совершили в Синопском бою.

Во время перехода Нахимов не покидал командного мостика. Он потом признался, что в этом рейсе за судьбу каждого корабля тревожился не меньше, чем когда эскадра находилась в сражении, под огнем неприятельских пушек. Грозно бились штормовые волны в наскоро залатанные пробоины корабельных корпусов. Боевые суда-ветераны, зарываясь по самую палубу в волны, переваливались на них, скрипя своими изношенными шпангоутами, с трудом шли по курсу, набирая в трюмы ледяную воду. Как в сражении, черноморцы делали все возможное, чтобы в эти беззвездные, бурные ночи удерживать на плаву корабли. И, конечно, кто-кто, а Нахимов, хорошо понимал, что совершается в этом переходе второе чудо. Если поврежденные в бою суда выйдут невредимыми из этого штормового ада, то значит он в самом деле, как говорят, родился в рубашке.

И это второе чудо произошло! Когда, наконец, миновала вторая бурная ночь перехода и неожиданно стих свирепый северный ветер, он облегченно вздохнул. Все корабли просигнализировали, что потерь нет. Вице-адмирал, шатаясь от усталости, добрался до каюты и ненадолго прилег. Затем он снова вышел на командный мостик. Увидев знакомую ломаную линию гористого крымского берега, он перекрестился.

…А в полдень вырисовался на горизонте пароход «Одесса». На нем, обогнав эскадру, успел уже побывать в Севастополе Корнилов. Он возвращался к эскадре, чтобы оказать помощь пострадавшим в бою кораблям. Его, как и Нахимова, несказанно обрадовало то, что линейные корабли, которым наиболее досталось в сражении, «Три святителя», «Императрица Мария» — идут своим ходом, словно в родной дом, в Севастопольскую бухту.

— Теперь, можно сказать, победа свершилась. А то, что это за победа, если бы по дороге домой мы какое-нибудь судно потеряли? — сказал Павел Степанович, как бы подводя итог трудному штормовому плаванию.

Приход эскадры на севастопольский рейд, вид кораблей со следами недавнего сражения взбудоражил всех жителей города. Тут уже хорошо знали о победе, одержанной в Синопской бухте. Жители пересчитывали знакомые боевые корабли, которые одержали победу и над неприятелем, и над бурным морем и невредимыми вернулись домой! Собравшиеся толпы на набережной приветствовали победителей.

От Графской пристани отошел, разбивая волны веслами, белоснежный катер с главнокомандующим, с сиятельным князем Меньшиковым. Катер прямехонько направился к линейному кораблю «Великий князь Константин», где на шканцах стоял Нахимов, окруженный офицерами, а на палубе длинными шеренгами выстролись матросы. Гребцы катера по команде светлейшего высоко подняли весла, салютуя адмиралу-победителю.

Казалось, сам главнокомандующий, светлейший князь Меньшиков, и впрямь готов отдать дань уважения Нахимову, который, борясь с осенними штормами в открытом море, все же сумел уничтожить неприятельский флот в самых трудных условиях. Но предсказать коварство светлейшего было невозможно. Он все хорошо продумал. У него в груди кипело с трудом сдерживаемое бешенство против победившего адмирала. Изобразив на своем лице недовольную гримасу, он в полной парадной форме, украшенной орденами, быстро поднялся на палубу линейного корабля. Всем казалось, сейчас он будет от души всех приветствовать. Но… Прежде чем подойти к Нахимову, князь неожиданно приказал поднять черный карантинный флаг. Зачем этот флаг? К чему?.. Но светлейший все продумал — ведь на корабле есть пленные турки. Тут находится пленный турецкий адмирал Осман-паша и его два офицера. Ведь у них могла быть, как потом объяснял светлейший, какая-нибудь азиатская болезнь, ну, например холера или чума…