Золотые эполеты - [63]

Он снова отправился на поиски Богданы.

Выход из тупика

Улицы в Николаеве были широкими, и это понравилось Кондрату. Словно степной простор ворвался в этот город и раздвинул их.

Об этом он и сказал в трактире сидящему напротив пожилому моряку. Хотелось с кем-то поговорить. Он соскучился от одиночества. В городе у него не было ни одной знакомой души. В трактир он забежал, чтобы пообедать. Уж очень проголодался за время мотания по госпиталям и больницам, разбросанным по пригородным слободам. Нигде и следа Богданы он не нашел, а устал очень.

Пожилой моряк ничуть не удивился сказанным не к месту словам. Что-то вроде улыбки появилось на его широком, выдубленном морскими ветрами лице. Он степенно погладил коричневой от корабельной смолы ладонью седые волосы. Потрогал позеленевшую серебряную серьгу в ухе и обнажил большие крепкие зубы.

— Это его превосходительство, покойный адмирал Федор Федорович Ушаков, памяти его блаженной, повелел, чтобы ширина уличная тут была длиной в две грот-мачты и ни на фут меньше. Понял? А другие говорят, что повелел, мол, не Ушаков, а сам светлейший князь Потемкин. Но ты этому не верь. Врут! А вот батюшка адмирал Ушаков был моряк настоящий.

Закончив свою речь, моряк так энергично тряхнул своей седой гривой, что серьга в его ухе сверкнула зеленовато-серебряным блеском.

Кондрат понял, что этот седой человек солидный и бывалый. Ему захотелось его угостить. Он подозвал полового, чтобы заказать пару кружек красного вина, но тот остановил его, пребольно сдавив своей мозолистой пятерней Кондратов локоть.

— Не треба, хлопец. Не треба! Не пью я ничего, акромя водицы.

— А как же на корабле без чарки?

Моряк еще шире растянул в улыбке свой зубастый рот.

— То, хлопец, на корабле. — Он многозначительно прищелкнул языком. — То на корабле, — опять произнес он, мечтательно закатив глаза. — А ныне я на пенсионе. Понимаешь, на пенсионе.

Старик ткнул заскорузлым пальцем себя в грудь, и только тут Кондрат заметил у него на засаленном, выцветшем лацкане куртки приколотую медаль.

— За Наварин! Знаешь такой город в Греции? Вот в его гавани наши черноморцы тогда весь басурманский флот сожгли и потопили. Знатное сражение было. Я тогда на «Азове» — трехдечном корабле канониром из пушки палил. Ядром каленым в крюйт-камеру ихнего флагманского корабля угодил, он взорвался. На «Азове» я тогда с адмиралом Павлом Степановичем Нахимовым и Владимиром Алексеевичем Корниловым плавал. Нахимов чин лейтенанта имел, а Корнилов — мичмана. Вот он мне пенсион и выхлопотал. Душевные они адмиралы. Справедливость имеют к нашему брату матросу.

Пока Кондрат разглядывал медаль, старый моряк, словно ясновидящий, прочитал его мысли:

— А ты, я вижу, на море хочешь?.. — И не дождавшись ответа, продолжил: — Что ж, это правильно. Коль молодой — на море надоть. Все, которые получше, — в море норовят, — сказал, опять хитро прищурившись, собеседник.

Кондрат понял, что моряк или разыгрывает его нарочно, или он такой на самом деле, что его ничем не переубедить. Моряк неожиданно шлепнул Кондрата по плечу.

— Здоровый ты, парубок. И грех тебе на суше мыкаться. В море иди матросом, чтоб сила зря не пропала.

— Я тоже такую думку маю. Надобно мне…

— А с чего бы так? Иль провинился что против закону? Ну, зашиб кого или украл что-либо? Говори правду — я не выдам.

— Да я ничего супротив закона не сделал. Дивчина, которую люблю, пропала. И свет мне без нее не мил.

Старый моряк призадумался, потом сказал:

— Трудное твое дело, хлопец. А путь у тебя все равно один — в матросы. Море, глядишь, залечит твою хворь. А в матросы я тебя определю враз.

Слова моряка пришлись по душе Кондрату. Однако он замялся.

— Ну что ты молчишь? Испугалси? Здоровый ты, а боягуз. А море таких не любит.

Он сплюнул и собрался было уходить, но молодой казак задержал его, силой усадив на табурет.

— Что ты? Сбожеволил, хлопец? — спросил его моряк и, взглянув на покрасневшее лицо Кондрата, испуганно промолвил: — Сбесился, что ли?

— Да я за такие слова, будь ты помоложе, — Кондрат поднес к его лицу кулак. — Кого ты боягузом кличешь?

— А что? Неправда? Испугался ты моря. Это и понятно. Ноне война уже с турком пошла. Да не в турках дело. Английцы с французами против нас встревают. Вот кое-кто из флота и подался.

— Ты куда, дед, гнешь? — загудел басом Кондрат. — Казак я, и никакой войны не страшусь. И нигде: ни в степи, ни на море, но матросом не хочу.

— Кем же ты хочешь, коль не матросом? Может, в капитаны первого ранга или в адмиралы? — улыбнулся старик.

— Не в адмиралы, — сказал уже спокойно, нахмурившись Кондрат. — В механики хочу, потому что этому делу обучен. На пароход.

— На самоваришко? Париться в машине? Да знаешь ли ты, что там с тебя сто потов сойдет?

— Знаю, уже пробовал.

— Ну и ну… — удивленно протянул моряк. Он был явно разочарован решением Кондрата. — А я-то думал, устрою хлопца на постоянную работу. Ведь нет милей паруса, который на мачтовую верхотуру ставишь. Тут как на крыльях по морю летишь. А ты в самовар влезть хочешь. Ладно. Устрою тебя и на самовар. И ходить совсем недалече. В порту у причальной стенки один такой самовар стоит. Пароход-фрегат «Владимир», только что из рейса пришел. На нем капитан-лейтенант Григорий Иванович Букатов. Меня он очень привечает. А корабль сей в Англии строился…