Золотые эполеты - [60]

За его спиной раздался знакомый вкрадчивый голос. Он повернулся и увидел Глеба Крылова. Но в каком виде! В морской шапочке-зюйдвестке, машинным маслом пропитанной куртке из синего сукна. Из расстегнутого воротника выглядывала с синими полосками голландка, как ее тогда называли. На нем были огромные, на толстой подошве ботинки.

— Я тебя сразу узнал по твоей громадной фигуре. Ты привлек внимание команды нашего пироскафа, когда несколько раз прошелся со своим конем по пристани. Наш боцман сказал про тебя: «Бездельник! И чего он только тут бьет баклуши». А наш капитан возразил боцману:

— Этот здоровяк ходит со своей лошадью не зря. Он, наверное, хочет продать своего породистого коня.

— Тогда я сказал капитану: я знаю этого человека, сэр. Его зовут Кондрат. Он не бездельник. Он механик. С вашего позволения, я пойду и узнаю о его намерениях.

Все это веселой скороговоркой Глеб Крылов поведал Кондрату.

— Ты мне скажи, дружище, что с тобой? Почему я застаю тебя в расстройстве?.. В чем дело?

— Понимаешь, Глеб, у меня горе. Я скакал сюда, чтобы застать Богдану — свою невесту, но опоздал. Она недавно уехала с этой пристани в Николаев. Ну что делать? Скакать за ней вдоль Дуная и моря?..

— Зачем же скакать на лошади, когда перед тобой стоит наш пироскаф «Матильда», а рядом пароход пришвартован ко второй пристани. На нем я старший механик и, кроме того, имею пай на это судно, как настоящий судовладелец. Это значит, владею одной третью всего судна… Я имею право взять тебя, конечно за умеренную плату, как пассажира, даже с лошадью. Мы идем прямехонько в Николаев. Я доставлю туда тебя через сутки. Олл райт!

— Насколько я понимаю, Глеб, это судно английское?

— Между нами, да. Но мы сейчас плаваем под австрийским флагом, приписаны к порту Триест. Дело в том, что правительство ея величества королевы Великобритании Виктории в плохих отношениях с нашим русским императорским величеством.

— Англия уже воюет с нами?

— Пока что нет. Но вот-вот будет воевать. Английский флот уже вошел в Босфор.

— А твое судно английское?

— Отнюдь, я же сказал тебе, мы ходим под австро-венгерским флагом. Австро-венгерская империя — нейтральное государство. Вот мы пока мирно торгуем со всеми: и с Россией, и с Турцией.

— А ты кто же теперь, Глеб? Не понимаю…

— Я уже более года, как подданный Великобритании. Но вообще-то, какое тебе дело до всего этого? Ты хочешь ехать срочно в Николаев? На вторые сутки будешь там.

— Но я должен сдать эту лошадь. Видишь ли, она не моя.

— А лошадь-то очень породистая и, видно, дорогая. Мы бы дали хорошие деньги.

— Она стоит целое состояние, Глеб. Ну, ты знаешь, я человек честный и поэтому должен возвратить лошадь ее владельцу.

— Это хорошо… Англичане любят честных людей. Сколько тебе времени надо, чтобы сдать этого коня?

— Не более часа.

— Сдавай и приходи. Потому что на рассвете мы пойдем в Николаев. Мы бы ушли сегодня ночью. Но Дунай — еще дикая река. Фарватер ее не отмечен на картах. Ночью легко сесть на мель, поэтому уйдем на рассвете, но ты поскорее старайся прийти на борт моего пироскафа. Спросишь у дежурного матроса старшего механика мистера Тома Глоба, такие ныне у меня имя и фамилия…

Измаил

Кондрат прискакал в слободу, отыскал на постоялом дворе Варавия и сказал ему, что Богдана как будто бы уехала в Николаев. И тут же поведал ему о своем намерении: немедленно ехать туда на пароходе. Он попросил деда доставить коня в Трикраты Виктору Петровичу.

— Теперь конь для меня помеха. Я, может быть, на пароходе механиком пойду. А затем и воевать придется.

Варавий его просьбу о коне встретил отповедью.

— Конь настоящему казаку никогда не помеха. Ты природный казак и про это забывать не должен. Я, конечно, коня твоего уведу. Доставлю Бурана в Трикраты, сдам Виктору Петровичу в целости… Но то что ты за бабой готов на край света бежать — ганьба[18]! Но тут я тебе не судья. А то, что родную землю оборонять от супостатов решил — молодец, одобряю. Казак за родную землю всегда воевать должен…

— А вот следа моей Богданы здесь не нашел. Хоть Измаил повидал.

— Ты этот город славный только со стороны оглядывал? А то, что Измаил ратным нашим подвигом на веки вечные прославлен, ты совсем позабыл. Да ведь в битве за него твой дед кровь свою пролил. Он при взятии Кана[19], что недалеко от Хатинских ворот стоял, ранен был. Едва водой его от смерти отлили. А ты не только к Хатинским воротам не подошел, даже в самой Измаильской крепости не побывал… Так-то?

— Так, дед. Времени для этого не хватило.

— И в Дунай-реке не окунался?

— Не окунался.

— И не стыдно! Разве можно побывать на Дунае и его водицы не испробовать. Ведь Дунай-то нашенская река, как и Днипро. По Дунаю край земли нашей проходит. Ну, давай, садись на Бурана и поедем да Дунай-реку. И крепость Измаильскую смотреть будем.

— Что вы! Времени-то у меня нет на это. Мне на пироскаф скорее надобно.

— Не уйдет твой пироскаф иноземный без тебя. Не уйдет!

— Это почему?

— Никуда он до утра не тронется. По Дунайскому гирлу иноземцы плыть не рискнут ночью. Будь спокоен. Только наши запорожцы да греки по Дунаю по ночам плыть могут. Понял? Садись на Бурана и поехали.