Золотая рыбка - [53]

— Боже мой, — изумленный и охваченный страхом, Эдвард приседает рядом со мной, собирая в хвост мои волосы и придерживая голову, — Белла, ты что? Что такое?

Его голос слышен будто через вату, костяшки пальцев, которыми упираюсь в землю, дрожат. От стыда, бессилия и отвращения к сегодняшнему дню не знаю куда деться. Могла бы встать на ноги — побежала. Куда глаза глядят.

— Пожалуйста, не кричи, — умоляюще прошу Каллена, зажмурившись.

— Хорошо, хорошо, — он поспешно соглашается, убирая остатки волос с моего лица и садясь так, чтобы могла почувствовать его руки как следует, — я не кричу, моя девочка, я не злюсь. Все хорошо. Я с тобой.

Он меняется за секунду, наполняясь страхом и отвергая все то недоброе, все то раздражение, что испытывал ко мне. Сейчас этот мужчина снова мой Эдвард. И он меня любит.

Меня вырывает еще раз. Трава уже молится, чтобы хоть кто-то увез меня подальше, а я начинаю плакать. От бесконечных слез за сегодня раскалывается голова.

— Эдвард…

Болезненно нахмурившийся, он устраивает меня у себя на коленях, погладив по голове. Влажными салфетками, что захватил из машины, помогает вытереть рот.

— Все сейчас пройдет, — обещает, невесомо поцеловав в лоб, — тебе станет легче, я уверяю. Сможешь выпить воды?

— Да…

— Хорошо, — он нежно мне улыбается, скручивая крышку с бутылки, которую всегда возит с собой, как и таблетки, на случай приступа, и подносит горлышко к моим губам, — пару глотков. Потом поедем домой и я о тебе позабочусь как следует, малыш.

Вода достаточно мягкая, без привкусов, теплая. Я пью, глядя во встревоженные глаза мужа и мне становится его жаль. Эдвард бывает и резким, и решительным, и неумолимым, и даже чересчур жестким, но он любит меня. И все его упрямство, все его острые слова, все обвинения — все лишь потому, что беспокоится. Я нужна ему.

— Это все потому, что после еды нельзя бегать, — с небольшой, зато честной улыбкой отшучиваюсь, приникнув к его плечу, — надо было слушать маму.

— Тебе легче? — не купившись на мой спектакль, с надеждой зовет он.

— Гораздо, — подтверждаю, погладив его руку, поддерживающую меня, — ты ведь со мной. Что может случиться?

— Прости меня, Белла, — раскаянно просит Эдвард, поглаживая мои волосы, — я вел себя просто отвратительно. Я не имел права все это говорить. И в ресторане, и в машине… мне очень жаль.

Он опять наклоняется ко мне, но не за тем, чтобы поцеловать лоб. Даже не к щеке — к губам, не глядя на то, что с ними только что было.

Истинно любяще, с заботой, целует. Впервые с такой нежностью.

— Тебе должно быть противно… — хмыкаю, погладив его по щеке. Эдвард немного наклоняет голову, приникая к моей ладони, и насилу улыбается.

— Еще чего, Белла. Лучше скажи, мне везти тебя домой или все-таки в больницу? Только честно, пожалуйста.

От его такого искреннего и такого большого испуга у меня стягивает сердце.

— Эдвард, меня стошнило, — с улыбкой напоминаю.

Посреди трассы, на песке обочины, в чертовом платье и на его коленях мне хорошо. От свежего воздуха тошнота унимается, а благодаря поглаживаниям мужа отказывается возвращаться. — Мы предъявим это как диагноз?

— Как симптом. Кто его знает…

— Поехали домой, — останавливаю череду ненужных размышлений, повернув голову и чмокнув ладонь, которая ее придерживает, — я просто хочу спать.

…В пентхаусе Эдвард ведет себя со мной так, будто бы я стеклянная и рассыплюсь сразу же, как он как-то неправильно повернется или притронется ко мне. В разрезе происходящего в ресторане это очень яркий контраст. Но такое положение дел нравится мне куда больше, нежели все те страшные слова и рассуждения о браке, сострадании и детях… особенно детях. Лучше мне об этой теме сегодня не думать — еще ударюсь в истерику.

Пока я переодеваюсь, Эдвард расстилает кровать, приносит стакан воды и таблетки от тошноты на тумбочку. После ночи не вместе такая забота вызывает глобальное потепление у меня внутри, о чем я незамедлительно ему сообщаю.

Эдвард краснеет, как мальчишка, но отказывается принимать благодарности. Тщательно следит за тем, чтобы я удобно устроилась на простынях, еще раз спрашивает, не тошнит ли меня и как я себя чувствую в принципе, и только потом, кажется немного успокоившись, укладывается рядом.

— Вот мое лучшее лекарство, — шепотом заявляю ему, нежась в любимых объятьях, — не будем больше спать раздельно, ммм? Я слишком сильно по тебе скучаю.

Погрустневший, муж с виноватым видом чмокает меня в макушку.

— Ни в коем случае, — обещает, — больше никогда.

А потом мы засыпаем. Вдвоем, обнявшись, прижавшись друг ко другу и не думая ни о чем, что может развести нас по разным спальням, странам, континентам и углам собственного дома. Вряд ли оно в принципе существует.

Однако с утра приходится убедиться в обратном.

Вместе со звонком в дверь, который будит нас с Эдвардом в пять тридцать утра, выглянув в коридор, я, наконец, прихожу к правильному выводу. Теперь знаю, что для Золотых рыбок на самом деле страшнее смерти.

И судя по остекленевшим глазам мужа, он знает тоже…

Глава 5

Неожиданности — неотъемлемая составляющая нашей жизни. Как ключевой ингредиент моего любимого десерта — бисквит — они покрывают собой значительную часть земного времени людей.