Золотая рыбка - [38]
Легонько касаюсь холодной и жесткой материи аксессуара. Пальцы подрагивают, но усиленно это скрываю, даже дыхание затаиваю. Нерешительно и осторожно, будто бы чем-то рискую, распутываю узел, намереваясь привести его в божеский вид.
Эдвард не двигается с места и дышит, мне кажется, тоже не слишком ровно. Он наблюдает за каждым моим движением, он почти пропускает их через себя. И о чем-то думает. И молчит.
От него пахнет моим одеколоном: тем, что купила я. А рубашка на нем из набора тех, что подарила ему в Австралии, на вторую двухмесячную годовщину нашего знакомства. Кажется, они из какого-то особого экологического и чистого материала — удобно, не раздражает кожи и прекрасно отстирывается. Тогда мне казалось, не может быть вещи идеальнее.
— Подними голову, пожалуйста…
Не прекословя, он слушается, дав мне доступ к своей шее. Затягиваю петлю, стараясь сделать ее как можно более комфортной и не удушить мужа. Почему-то верится, что сегодня он не признается, что я завязала слишком туго.
— Нормально?
— Да, — шепотом подтверждает Каллен, легонько кивнув. Теплое дыхание касается моего лба, а руки, прежде удерживаемые по швам, дергаются в направлении моей талии.
Я прикусываю губу, мотнув головой, мужские ладони тут же замирают, не смея сдвинуться и на миллиметр.
— Ты порезался? — вдруг замечаю, проведя кончик галстука под петлю. Незаметный с двух шагов и прекрасно прорисовывающийся сейчас, когда смотрю на него с расстояния тридцати сантиметров, порез свежий. Не кровоточит уже, но свежий. Утренний.
— Новая бритва, — успокаивая меня и призывая не беспокоиться, объясняет Эдвард. Его голос стал глуше со вчерашнего дня. Исчезли в нем любимые мной нотки.
— Обычно новые безопаснее старых…
— Исключительно при правильной их эксплуатации, — он хмурится и хмурость без труда просачивается в баритон. Мои пальцы дрожат сильнее.
— Но ты-то знаешь, как их все эксплуатировать… никаких ошибок.
Смешок мужчины выходит таким вымученным и горьким, что слезы после него — самое ожидаемое, что может быть. Только вот их нет. Не будет.
— Не знаю, — опровергает он, так и не опустив голову, потому что я все еще вожусь с петлей, — я ничего о них не знаю, вот моя главная ошибка.
— Зачем тебе знать? — таки закачиваю с той работой, какую не могла больше доверить никому. Подтягиваю кончик пониже, придавая галстуку нужный вид.
— Затем, что я хочу с ними жить, — не выдержав и самой маленькой паузы, докладывает Эдвард.
Его руки предпринимают вторую попытку оказаться у меня на талии и на сей раз не терпят поражения. Касаются легонько, бережно, будто впервые. Ощущать их под тонкой материей пижамной рубашки горько-сладко. Я никогда не смогу отвыкнуть от тех чувств, которые переполняют, когда Эдвард меня касается. Пусть даже так. Пусть даже через одежду. Пусть даже теперь.
В ответ я кладу руки ему на плечи, смахнув несколько невидимых пылинок. Тихонько усмехнувшись, киваю, отваживая слезы появляться на щеках. У них нет этого права.
— Их желания созвучны с твоими.
Мужчина облегченно, так, будто услышал самые главные слова, выдыхает. Его губ касается улыбка, и я даже не видя его лица, могу утверждать, что это именно так.
— Спасибо им…
Я поднимаюсь с плеч чуть выше, робкими движениями пальцев подбираясь к шее. Миную выглаженный и чистый воротничок рубашки, не касаюсь больше галстука. Притрагиваюсь к коже. К ее маленькому островку, как раз недалеко от печально знакомого пореза.
— Ты приедешь сегодня к обеду?
То, как он прочищает горло перед ответом, меня настораживает. Секунда нежности, повисшей между нами, бесследно испаряется. Я отчаянно пытаюсь ухватиться за нее, коснувшись калленовской щеки. Но по-моему, уже поздно.
— Беллз…
Не надо. Ну пожалуйста, пожалуйста, не надо! Не говори мне!
— Не приедешь? — голос не вздрагивает, хотя это желание присутствует в нем с самого начала. Я подавляю его. И с нетерпением, которое сродни умопомешательству, жду ответа.
— У меня встречи до трех, а потом совещание, — извиняющимся, скатывающимся до шепота тоном пытается объяснить мне Эдвард, — извини пожалуйста. Сегодня нет.
Мне удается со спокойствием, без лишних эмоций принять эту новость. Удается даже мягко и понимающе кивнуть ей, и без труда, без всхлипов отстраниться.
Прежде чем посмотреть мужу в глаза, я смаргиваю слезы. Зачем они мне? С чего мне грустить? Это ведь так просто… так хорошо, что он вообще здесь. И что он со мной разговаривает. Я смею чего-то еще хотеть? Я смею ждать, что он станет постоянно ко мне возвращаться? Глупая какая…
— Белла, — в темных оливах вспыхивает испуг, искорками рассыпавшийся на волнение. Пальцы, из-под которых я выпуталась, вздрагивают.
— Все хорошо, — с вымученной улыбкой, какую мало кто не сможет принять за искреннюю, уверяю его я. Отступаю на еще один шаг назад, поворачиваюсь.
— Приятного аппетита и хорошего дня, мистер Каллен.
А потом ухожу. Быстрее, чем нужно, быстрее, чем позволено. Едва ли не бегом.
Это выше моих сил.
Лучше бы он молчал.
Черт, лучше бы он молчал!..
Эта ситуация за последние сутки выбивает у меня из-под ног последнюю почву. Слезы больше не сдержать. Ладони сжимаются в кулаки, наглядно демонстрируя, что дело из рук вон плохо. А в груди что-то рвется — на мелкие-мелкие, незримые кусочки. Вместе со всем хорошим, что мы привезли из медового месяца.
Сочельник, восемь часов вечера, загородная трасса, страшная пурга и собачий холод. Эдвард Каллен лениво смотрит на снежные пейзажи за окном, раздумывая над тем, как оттянуть возвращение домой еще хотя бы на час… что случится, если на забытом Богом елочном базаре он захочет приобрести колючую зеленую красавицу?
Отец рассказывает любимой дочери сказку, разрисовывая поленья в камине легкими движениями рубинового перстня. На мост над автотрассой уверенно взбирается молодая темноволосая женщина, твердо решившая свести счеты с жизнью. Отчаявшийся вампир с сапфировыми глазами пытается ухватить свой последний шанс выжить и спешит на зов Богини. У них у всех одна судьба. Жизнь каждого из них стоит три капли крови.
Для каждого из них молчание — это приговор. Нож, пущенный в спину верной супругой, заставил Эдварда окружить своего самого дорогого человека маниакальной заботой. Невзначай брошенное обещание никогда не возвращаться домой, привело Беллу в логово маньяка. Любовь Джерома к матери обернулась трагедией… Смогут ли эти трое помочь друг другу справиться с прошлым?.. Обложки и трейлеры здесь — http://vk.com/topic-42838406_30924555.
Встретившись однажды посредине моста,Над отражением звезд в прозрачной луже,Они расстаться не посмеют никогда:Устало сердце прятаться от зимней стужи,Устала память закрывать на все глаза.
Маленькие истории Уникального и Медвежонка, чьи судьбы так неразрывно связаны с Грецией, в свое первое американское Рождество. Дома.Приквел «РУССКОЙ».
«Если риск мне всласть, дашь ли мне упасть?» У Беллы порок сердца, несовместимый с деторождением… но сделает ли она аборт, зная, на какой шаг ради нее пошел муж?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.