Золотая Орда. История в имперском контексте - [32]
В 1320–1330-е гг. в Сарае действовали ученые-правоведы (представители ханафитской правовой школы — мазхаба) Амир Мухаммад б. Умар б. Аттик б. Аби Бакр б. Мухаммад ал-Утрари и Бадр а-Дин б. Зирак ас-Сулхани, занимавшиеся переписыванием и комментированием авторитетных трудов по мусульманскому праву — фикху. Заслугой таких ученых (улемов и факихов) было то, что они, по сути, заново вводили в оборот труды ученых прошедших эпох. Так, Мухаммад б. Аюб б. Юсуф б. Хасан б. Наср ал-Джанди переписал в 1304 г. труды «Умдат ал-фатава» ас-Садра аш-Шахида ал-Бухари и «Мухтар ал-фатава» Абу Хафса ан-Насафи, созданные в первой половине XII в.[227] Также известно о работе в столице Золотой Орды в 1350-е гг. «энциклопедистов», т. е. ученых, преуспевших в различных науках, Кутб ад-Дина Мухаммада б. Мухаммада ар-Рази аш-Шафи ат-Тахтани и Сад ад-Дина Масуда б. Умара ат-Тафтазани ан-Насаи ал-Хурасани.[228]
Характерным явлением для мусульманской науки рассматриваемого периода была «академическая мобильность»: иностранные ученые приезжали для проведения научных изысканий в Золотую Орду, и, напротив, ученые ордынского происхождения с аналогичными целями выезжали в другие страны. Так, выходец из Сыгнака, Хусам ад-Дин ас-Сигнаки, комментатор знаменитого труда по мусульманскому праву «Хидоя» Бурхан ад-Дина Маргинаин (XII в.) и автор целого ряда собственных сочинений, около 1311 г. преподавал в Багдаде и Мешхеде. При этом даже иностранные хронисты (благодаря которым сохранилась информация о таких ученых) подчеркивают, что, например, выходцы из ордынского Поволжья получили блестящее образование у себя на родине и, приехав в мамлюкский Египет или Сирию, сразу же приобретали авторитет среди местных ученых.[229] Нередко, впрочем, причиной подобных выездов становилось не желание расширить научные горизонты, а политические обстоятельства. Так, в 1320–1350-е гг. в Золотой Орде появляется большое число выходцев из монгольского Ирана и Чагатайского улуса, которые к этому времени уже вошли в эпоху междоусобиц и смут. Во многом благодаря им в Золотой Орде начинается рост влияния мусульманского ордена (тариката) йасавийя.[230]
Наряду с такими традиционными для мусульманского общества науками, как богословие и правоведение, в Золотой Орде получили развитие и другие отрасли знания.
В частности, известно анонимное математическое сочинение «Аттухфе фи'илм ал-хисаб» («Шедевр в вычислительной науке»), составленное в XIV в., в эпоху правления хана Узбека, и преподнесенное ханскому наместнику в Крыму. В 735 г. х. (1334/1335 г.). Мубарек б. Юсуф ал-Алани составил толкование «Турер ал-муляххас» к математико-астрономическому труду «ал-Муляххас фи илм ал-хайат ал-басита». А в 755 г. х. (1357 г.) Камал ад-Дин Мухамад ат-Туркмани ал-Мардини дополнил его своим комментарием.[231] Еще с 1970-х гг. исследователям известен астрологический трактат «Сал-наме», дошедший до нас в рукописи XIX в., однако обоснованно относимый исследователями к золотоордынскому времени (примерно именно к XIV в.).[232]
Таким образом, можно сделать вывод, что Золотая Орда по уровню научного развития и научного сотрудничества с другими странами в период своего расцвета не уступала другим государствам мусульманского мира.
Говоря о золотоордынском искусстве, в первую очередь — о литературе Золотой Орды, ученые, начиная с XIX в. и до недавнего времени, рассматривали его памятники не более чем «тюркоязычные памятники золотоордынского времени», отказывая им (как и научным произведениям) в «ордынской» специфике.
В самом деле, многие из сохранившихся до нашего времени таких произведений были созданы в русле мусульманской литературной традиции и представляли собой переложения более ранних классических произведений — как поэтических, так и прозаических. Кроме того, отдельные произведения не могут быть классифицированы именно как художественные произведения или памятники научной (философской мысли), что также сближает их с другими произведениями средневековой восточной (мусульманской литературы).
Однако в последнее время исследователи все же стали изучать эти литературные памятники именно в контексте истории золотоордынской цивилизации,[233] и для этого есть основания. Дело в том, что хотя эти сочинения и были созданы в общих традициях восточной художественной литературы, они, вместе с тем, нередко отражали и ордынские реалии политической и духовной жизни, особенности эпохи, в которую были созданы.
К числу наиболее ранних из известных золотоордынских литературных памятников относится так называемая «рукопись на бересте», обнаруженная в 1930 г. в Саратовской области. В отличие от других известных нам литературных произведений ордынского периода, написанных на тюркском языке, эта поэма составлена на монгольском и уйгурском языках, и автором ее был «бахши» (как мы отмечали выше, так называли в Золотой Орде чиновников уйгурского происхождения). Исследователи датируют ее приблизительно первой четвертью (или даже началом) XIV в.[234] По содержанию поэма представляет собой диалог матери и сына — воина, с которым она прощается. Поскольку поэма обнаружена в захоронении золотоордынского времени, исследователи не без основания полагают, что рукопись содержит описание погребального обряда с целью обеспечения перехода души в потусторонний мир. А поскольку в это время в Золотой Орде происходила религиозная реформа хана Узбека, то автор в поэтической, иносказательной форме выразил свой протест против тотальной исламизации населения.
