Золотая химера Борджа - [3]
Морозини давно имел дело с американцами, но ни один из сынов Нового Света не походил на этого. Корнелиус Б. Уишбоун был похож на веселого пожилого ангела в великолепно сшитом костюме. Пушистые пепельные усы, короткая бородка, расходящаяся на две стороны веером, открытое лицо с высоким лбом и младенческими голубыми глазами, румяный рот, растянувшийся в улыбке. Взгляд его был искренен и невинен, а сдвинутая на затылок черная широкополая шляпа казалась нимбом, воссиявшим над его головой. Похоже, он не любил с ним расставаться: снял на секунду, здороваясь, и снова надел. Теперь, когда он уселся, кривизна его ног, выдававшая любителя верховой езды, была совсем незаметна. Но любитель лошадей и в самом деле приехал из Техаса, где у него было огромное ранчо.
Князь-антиквар, специалист по редким драгоценностям, терпеливо ждал, когда взгляд гостя, обежав окужающее пространство и налюбовавшись всякими диковинами, снова вернется к нему. Встретившись наконец глазами со своим гостем, он улыбнулся.
— Вам нравится?
— Сразу видно, пришлось потрудиться. Настоящий дворец!
Морозини едва удержался, чтобы не сказать: в Венеции его именно так и называют, но сказал другое:
— Небольшой дворец. Не Версаль.
— Как? Как? Вер-саль? Не знаю такого.
Альдо снова подумал, что имеет дело с исключительным американцем. Обычно американцы, приезжающие в Европу, первым делом включают в список обязательных для посещения мест жилище Короля-солнца. Возможно, для того, чтобы убедиться, что доллары, которые внес на реставрацию дворца их соотечественник Рокфеллер, не были пустой тратой денег.
— И не надо, — улыбнулся Альдо. — А теперь я был бы вам признателен, если бы вы объяснили цель своего визита.
Желая приободрить гостя, он подвинул поближе к нему открытый ларчик с сигарами. Но тот от сигар отказался.
— Большущее вам спасибо, но я лучше набью свою трубочку.
И, подтверждая слова делом, господин Уишбоун достал трубку и принялся набивать ее черным-пречерным табаком, на который Альдо смотрел с некоторым беспокойством. Если это особого сорта французский табак, то Лиза, его жена, непременно потребует, чтобы шторы отправили в чистку. Первый дымок из трубки подтвердил: да, это был тот самый табак. Но, в конце концов, если клиент стоящий… В качестве утешения Альдо получил лучезарную улыбку гостя. Уишбоун поудобнее устроился в кресле, скрестил ноги и заговорил:
— Ну вот! Перво-наперво скажу, что я богат, и даже очень. Земли — до горизонта, коровы, лошади и еще нефть!
— Подумать только! — восхищенно воскликнул Альдо. — Такое нечасто встретишь!
— И правда. Ну так вот. Я вдобавок холостяк, но до смерти влюблен в прекраснейшую из женщин. Может, вы даже ее знаете. Она поет в опере, и зовут ее Лукреция Торелли.
Альдо хотел сдержаться, но не смог: от души рассмеялся. Лукреция Торелли! Только ее ему не хватало! Ангельский голос, дивная фигура, лик мадонны и… стерва из стерв! Два года тому назад она приезжала исполнять «Тоску» в «Ла Фениче» и пела так потрясающе, что вся Венеция была у ее ног, кроме обслуживающего персонала в «Даниели» и всех, кто ей прислуживал в театре. Капризы и требования этой дивы замучили людей вконец. У Торелли была еще одна причуда: она утверждала, что происходит из семьи Борджа, и, если поклонник хотел добиться от нее хотя бы ничтожного знака внимания, он непременно должен был подарить ей вещицу XV столетия, желательно принадлежавшую Борджа, а еще желательнее, чтобы это была драгоценность. Лукреция их просто обожала.
Приехав в Венецию, она «пригласила» к себе Морозини, потребовав принести ей в гостиницу все самое лучшее из его старинных вещиц. Такое откровенное хамство пришлось не по вкусу антиквару. Он никогда не считал себя мальчиком на побегушках и ответил, что охотно примет госпожу Торелли у себя, но не видит причины, по которой должен навестить ее. И получил от дивы следующее послание: ее навещают даже короли, и уж не ему, так называемому «князю», который вдобавок занимается торговлей, строить из себя невесть что. Это послание Морозини проигнорировал и запретил Ги, который предложил ему свои услуги и был готов поехать вместо него в гостиницу, даже помышлять об этом. На отношениях с Лукрецией Торелли был поставлен крест.
— Почему вы смеетесь? Вам это кажется странным? — смущенно спросил американец.
— И да, и нет. Торелли — изумительная певица и потрясающе красивая женщина. И я знаю, зачем вы пришли ко мне. Вам нужна вещь, принадлежавшая Борджа, желательно драгоценность.
— Именно. Но не какая-нибудь. Мне нужна…
Американец замолчал, достал из кармана записную книжку, полистал ее и прочитал:
