«Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова - [135]

И сердце вновь уязвлено любовью,

И не могу я на Тебя смотреть,

Но не смотреть мне тоже невозможно…

Ведь неприступна красота Твоя,

Прекрасен облик, слава несказанна.

Кто из людей мог созерцать Тебя?

Кто мог когда-либо увидеть Бога?..

Однако вижу я Тебя, как солнце,

Тебя я созерцаю, как звезду,

Тебя ношу я в сердце непрестанно,

Как дорогой сияющий алмаз,

Смотрю я на Тебя, как на светильник,

Горящий ярко в глубине сосуда.

Отсюда и православное опытное богословие, которое не есть "мыслительная аналогия", всегда свойственная одним рационалистам, чья мудрость не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская[631]. Отсюда потоки Духа, исходящие из преобразившегося сердца обоженных; отсюда истинное понимание Священных Писаний; отсюда твердое руководство верных; отсюда дар исцеления; отсюда святые, страждущие "немыслимо Божественного", как говорил святой Григорий Палама. Отсюда "высшее желание", которое "есть благодать богословия", как говорит святой Диадох Фотикийский.

Истинно, "вершина чистоты, дело богословия", по святому Лествичнику, "есть знание и о Боге и о Его догматах, учение, которое мы называем богословием", по святому Григорию, пастырю Солунскому и богослову.

Одним словом, поклонники мудрости Божией возлюбили мудрость о Боге, которая через Божественную любовь возносит их к высотам созерцания. Благодать и энергия богословия возрастает у достойных, и так силою Духа и через таинства Церкви достигается попечение о душах человеческих.

Многие поклонники Духа и истинные богословы прославились в лоне Церкви. Они стали близкими и друзьями Бога и воспитали многих друзей Его, среди них и блаженный иеромонах отец наш Софроний, исихаст и богослов.

Он жил целомудренной жизнью на Святой Горе, хотя был родом из царской России. Он прославился во Христе как гигант духа наших дней. В подвиге и безмолвии, в глубоком покаянии и ненасытной молитве, на высоте православного богословия старец воистину жил в Духе путь Господень, т. е. неистощимого истощания Его до нисхождения во ад, а затем пережил в своем смертном теле воскресение и Божественное вознесение Его.

Сначала он искал Бога в безличных учениях восточных религий, затем пережил глубокое покаяние за этот грех и тем удостоился редкого откровения истинного Бога в лице Иисуса Христа. Ему открылось умное Солнце правды в безмерной любви Его, и он познал чрез это любовь Его и свое ипостасное существо. Он постоянно предавался глубокому покаянию, все побеждающему, и даже кости его предались бесконечному и неутолимому порыву к Христу. Это покаяние было не от людей, а от Пресвятого Духа и личного созерцания и знания триединого Бога в Лице Иисуса Христа. Ибо, как сказал святой Григорий Нисский, "душа, соединившаяся с Богом, получает великое наслаждение и насколько обильнее проникается красотой, настолько сильнее процветает в желаниях". Отсюда и неудержимое стремление к покаянию как к постоянному возрождению падшего человека.

Так блаженный старец, живя "в чувстве и знании" память смертную как харизматическое состояние, в поисках неутолимой жажды божественной милости отправился на Святую Гору. Он оставил свою парижскую диссертацию, искусство и богословские занятия, чтобы в училищах Афона познать тайны Духа. Сначала он подвизался в монастыре Святого Пантелеймона, где познакомился с божественной мудростью у святого отца Силуана Афонита, сроднился с ней своим собственным опытом и затем ушел в пустыню. Ушел не для того, чтобы быть искушаемым от диавола, но для того, чтобы в непрестанном покаянии, неутолимой любви и полном безмолвии жить в своей смертной плоти таинства Духа, дарованные ему Богом по Его совершенному человеколюбию.

На Святой Горе знаменитая "грозная Карулия" приняла этого воина Христова, познавшего Господа славы, познавшего разницу между нетварным и тварным, жадно и непрестанно ищущего совершенства. Даже сама эта "ужасная" Карулия содрогалась от тяжелого напряженного труда этого святого человека, от его непрестанной молитвы, творимой с болью днем и ночью, от плача и рыданий, исходивших из всего его существа, от его покаянного духа до "ненависти к себе", взывающего вслед за псалмопевцем: "Быша слезы моя мне хлеб день и нощь, внегда глаголатися мне на всяк день: где есть Бог твой?"[632] — ибо, как гласит аскетическое изречение, начертанное на одной монашеской могиле: "Красноречивее речей поток слезный".

На нем исполнилось бывшее с исихастом Иоанном Савваитом: он "упокоился там же, в пещере времен, удалившись от всякого человеческого общения, желая беседовать в тишине с Богом и очистить продолжительным размышлением зрительный ум свой таким образом, чтобы в нем отражалась слава Господа, совершая всякое учение из славы в славу, преуспевая в желании лучшего".

На Святой Горе и в пустыне своей старец Софроний приобрел сильный опыт, через покаяние перед Богом и через Бога, которое воспылало от созерцания живого Бога, от знания невыразимого человеколюбия и бескрайней милости Его. Покаяние этого блаженного старца, имевшее божественную, а не человеческую ипостась и образ, напоминает нам слово преподобного Иоанна Синаита, сказавшего: "Кающийся есть творец собственных адских мучений". Так и боголюбивый старец пережил в благодати огонь ада, став по благодати творцом собственных мучений. Он следовал непревзойденным путем глубочайшего покаяния и мог бы повторить вслед за псалмопевцем: