«Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова - [134]
В одной своей книге старец Софроний говорит, что благодатная молитва о всем мире подобна молнии, которая озаряет светом всю вселенную. То же самое мы можем сказать и о жизни самого старца. Его жизнь на планете Земля была яркой и блистательной, она осветилась благодатью Божией. Всю свою жизнь старец творил молитву в глубоком покаянии и созерцании, и мы верим, что он молится и сейчас. Сейчас его молитва даже еще сильнее, ибо много может усиленная молитва праведного[626].
Я смиренно прошу у старца благословения и прощения. Во время заупокойной службы мне живо вспомнилась картина вознесения пророка Илии и крик Елисея: "Отец мой, Отец мой, колесница Израиля и конница его"[627]. Действительно, приснопамятный старец Софроний жизнью своей, своим словом был колесницей и конницей Израиля Божественной благодати. Поэтому я и заканчиваю эти простые и скромные слова сердечным взыванием: "Отец мой, Отец мой, колесница Израиля и конница его, благослови нас и мир"".
Cлово Иерофея, митрополита Навпакта и Святого Власия, на успение старца Софрония, исихаста и богослова
Благослови, Отче!
Велика и притягательна сила Божественной мудрости. Как говорит мудрый Соломон: "Я полюбил ее и взыскал от юности моей, и пожелал взять ее в невесту себе, и стал любителем красоты ее… Она таинница ума Божия и избирательница дел Его"[628]. Эта внутриипостасная мудрость Божия есть Слово и Сын Его, открывшийся бестелесно пророкам и открывающийся во плоти апостолам и святым в последние дни.
Други Божии являются в веках любителями этой мудрости. Возлюбив ее, они ищут ее душой и сердцем, эту приседящую престолу Твоему премудрость[629]. Как люди, они были слабыми и неуверенными в соединении суда и законов, но, облеченные Духом Святым, они жаждут только Желанного и ждут самого Последнего суда.
Богословие Православной Церкви, отождествляемое с учением о нетварном свете и знании, происходящем из него, есть мудрость. Богословие есть и опытное знание, и "незнание, превосходящее знание", и знание, которое есть "образ будущего в чистом единстве разума, проникающее в таинства будущего". Так что я, вслед за Исааком Сирином, скажу, что оно есть плод безмолвия о Боге. Таким образом, безмолвие есть преддверие православного опытного богословия.
Безмолвие, согласно великому светочу Кесарии — Василию, есть "начало очищения души"; согласно же святому Иоанну Лествичнику, "есть наука размышлений и неисчерпаемый смысл". Как говорит святой Григорий Синаит, "начало тишины есть учение", от которого происходят "просвещающая сила и созерцание и, наконец, экстаз и восхищение ума к Богу". Согласно же святому пастырю Солунскому Григорию Паламе, безмолвие есть "забвение низшего, тайна высшего, лучшее хранилище смыслов".
Это безмолвие о Боге горячо возлюбили поклонники Божественного, алчущие и жаждущие небесного. Они возжаждали ее, как лани, идущие усердно к источникам вод, по выражению пророка Давида: "Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже! Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие!"[630]
Это алчущее и жаждущее состояние рождает Божественную любовь, полноту которой мы понести не можем. Эта Божественная любовь есть скрытая в нас искра Божественного желания, которая "естественно пребывает в нас", и ее-то не хватает. Когда ее невозможно утолить, она становится "невыносимей всех страданий", как говорит великий знаток божественного Василий.
Согласно третьему светочу богословия, Симеону Новому Богослову, "безмолвие есть нетревожное состояние ума, спокойствие свободной и радостной души, невозмутимое и безмятежное основание, созерцание света, пленение ума, чистое слово к Богу, неусыпное око, умная молитва, единение и родство с Богом и, наконец, обожение и безболезненное отдохновение в упражнении великих страданий".
Светоч Кесарии Василий Великий чувствовал такое невыносимое желание и узрел такую чудесную красоту, что вопрошает: "Что чудеснее красоты Бога… какое желание душевное так сильно и невыносимо, так что и я есмь возрожденный Богом, с душой, очищенной от зол и говорящей по истинному расположению к любви?"
Плод этого безмолвия, воспламеняющего Божественной благодатью желание Божественной любви, ведет обожаемого к обожению не действием, что немыслимо людям пред Богом, но к обожению страданием, к созерцанию нетварного света Божия, не видимого людям с незрячим умом и сердцем, но видимого обоженным, которым сие возможно. Поэтому великий светоч Кесарии опять возвещает: "Невыразимы словом и совершенно неописуемы молнии божественной красоты. Ее не передает слово, не воспринимает слух… Эта красота невидима телесным очам, но открывается только одной душе и разуму, если воссияет какому-нибудь из святых. Но невозможно вынести это желание, и оно уходит…"
Симеон Новый Богослов, возлюбивший мудрость сию, говорил:
И сердце вновь уязвлено любовью,
И не могу я на Тебя смотреть,
