Тут, следуя Штирлицу, знавшему об открытом психологами и физиологами свойстве памяти фиксировать последнее событие или сообщение, было сказано о еще одной, быть может, наиглавнейшей причине, почему научный журналист — одна из главных фигур прогресса. Ученому, как время от времени и всякому человеку вообще, необходимо оторваться от своих сиюминутных забот и взглянуть на свою жизнь и работу сверху, в более широкой перспективе, увидеть ее связь с другими исследованиями, сопоставить с результатами, полученными в других науках. «И здесь, — вкрадчиво пропела скрипка, — ученому не обойтись без хорошо и всесторонне информированного и умеющего эту информацию изложить на понятном другим языке научного журналиста».
Разумеется, надо было перейти от общего к частному, подтвердить свои абстрактные рассуждения конкретными примерами, в достоверности которых слушатели мог ли бы легко убедиться. Этого требовала теория восприятия и основы дидактики. Поэтому была предъявлена слушателям история вполне реального лица, которое, проработав несколько лет в науке и пристрастившись к писанию научно-популярных вещей, постепенно вырастило в своем сознании и своей душе научного журналиста, вытесняя при этом ученого. Казалось, ученый окончательно умер. Но выяснилось, что он лишь впал в летаргический сон, а проснувшись, родил идею: нелепо изучать все и всяческие науки и взаимодействия между ними и не использовать эти знания в своей профессиональной работе.
Иными словами, надо поставить профессию научного журналиста на научную основу, применяя в ней отработанные в науке приемы и методы. Проницательные читатели догадались, что этот принцип с самого начала был использован автором.
Основная проблема научной журналистики
«Самое непостижимое в мире то, что он постижим».
Альберт Эйнштейн
Как выразился насмешливый Дени Дидро: «Природа подобна женщине, которая, показывая из-под своих нарядов то одну часть своего тела, то другую, подает своим настойчивым поклонникам некоторую надежду когда-нибудь узнать ее всю». Или, как говорил один из любимых авторов этого журнала Сергей Викторович Мейен, геолог, палеонтолог, философ-эволюционист и вообще большой умница, рано, к сожалению, ушедший из жизни: «Природа смотрит на Ученого с противоположной стороны микроскопа». Мы не раз говорили с ним о странном, но знакомом каждому ученому ощущении: когда ты изучаешь нечто, это «нечто» как будто исследует твою способность постичь его устройство. Научная работа — это всегда взаимодействие между тобой и «материалом» твоего исследования. В словах, быть может, идея звучит нечетко и расплывчато, но зато на гравюре Эшера «Картинная галерея» все представлено с предельной четкостью: юноша, изображенный на ней, рассматривает некую конструкцию, частью которой является он сам.
«Картинная галерея»
Приняв решение изучать мир научной популяризации, используя научные методы и подходы, следует быть готовым к тому, что этот сложный мир устроит вам экзамен, протестирует ваши знания и умения и, не в последнюю очередь, ваше чувство юмора.
Альберт Эйнштейн, чьи слова о важности популяризации науки были процитированы в прошлый раз, предварил их несколькими фразами:
«Всякий, кто хоть раз пытался представить какое-либо научное положение в популярной форме, знает, какие огромные трудности стоят на этом пути. Можно преуспеть в доходчивости, уйдя от рассказа о сущности проблемы и ограничившись лишь смутными намеками на нее и таким образом обмануть читателя, внушив ему иллюзию понимания сути дела. Можно, наоборот, квалифицированно и точно изложить проблему, но так, что неподготовленный читатель скоро потеряет мысль автора и лишится возможности следовать за ней дальше.
Если исключить из сегодняшней научно-популярной литературы эти две категории, то останется на удивление мало. Но зато эти немногие работы поистине неоценимы».
Едва ли Эйнштейн был первым, кто обратил внимание на тот факт, что быть при изложении научного материала одновременно точным и понятным — задача невероятной трудности и что «на удивление мало» научно-популярных работ отвечают сразу этим двум требованиям. Но он выразил свою мысль столь афористично, столь ясно, что слова его дали толчок, или послужили намеком, для создания гипотезы — осмелюсь сказать, первой научной гипотезы в науке о научной популяризации. А именно, что самый фундаментальный закон Природы — закон сохранения, например, сохранения энергии или массы, каковые никогда не исчезают, а лишь переходят из одной формы в другую (Михайло Ломоносов формулировал это так: «Ежели в одном месте что убудет, то в другом присовокупится»), этот всеобщий закон сохранения верен и для такой сложной области, как научная журналистика.
Стоит лишь положить слова великого физика на музыку математических формул, как мы сразу получаем следующее уравнение:
I x A = C = const, или, что то же самое, I = C/A.
Здесь I — понятность, ясность изложения некоего научного положения для неподготовленного читателя (от английского «Intelligibility»); A — точность данного изложения с научной точки зрения (от английского «Accuracy»), а C — некая произвольная постоянная величина.