Знание-сила, 2009 № 02 (980) - [52]
В этом примере несовместность связана с двойным значением слова: действительность как реальность, а не придуманная схема, и действительность как то, что нас окружает. Настоящего преодоления двойственности в шутке не происходит, просто мозг осознает наличие у слова «действительность» двух смыслов, принимает это к сведению и пользуется в дальнейшем. Примерно половина всех шуток и острот, утверждает Суслов, построена по этому принципу.
Другую половину составляют шутки, которые заставляют мозг отбросить одну «истину» в пользу другой, пришедшей после нее, как, например, в таком случае: «Это здесь Наполеон произнес свои знаменитые слова о пирамидах? — Да, здесь, только он их не произносил». Первая часть второй фразы подтверждает предыдущую фразу, вторая часть на этом фоне кажется сначала абсурдом, пока абсурд не преодолевается пониманием, что никаких «знаменитых слов» не было вообще, это красивая легенда. Заметим, что общим для обоих случаев является то, что, однажды осознав несовместность — то есть противоречие, мозг во второй раз на него уже не реагирует смехом: шутка и острота по-настоящему смешны только в первый раз.
Наконец, бывают и ситуации чисто комические: пародист, карикатурист, клоун и т. п. преувеличивают какую-либо реальность, и мозг начинает «метаться» между своим знанием о том, что «нормально», и тем, что является отклонением от «нормы», то есть между «нормой» и «ненормой». Это состояние тоже вызывает смех.
Вот как развивается это наблюдение в гипотезе Суслова. Наш мозг, говорит он вслед за многими современными исследователями, сформирован эволюцией так, что он ищет в поступающей информации некие закономерности и спешит организовать их в некоторые общие схемы. Если бы он этого не делал, мы не смогли бы предугадывать даже самые ближайшие события, а без такого предугадывания не смогли бы и шагу ступить — вымерли бы тотчас и без остатка.
Но, с другой стороны, тот же мозг должен обрабатывать информацию достаточно быстро, потому что кому нужна информация уже после драки. Поэтому обычно мозг работает и строит свои схемы, не дожидаясь полной и точной информации. Он, грубо говоря, лезет поперед батьки. И поэтому то и дело ошибается: последующая информация показывает, что он пошел по неверному пути, принял за смысл не то, что им является на самом деле. Иными словами, алгоритмы работы мозга таковы, что он не может избежать таких развилок. И его реакцией на обнаружение таких «развилок смысла», таких внезапных перебросов понимания от одного смысла к другому и последующих «разрешений несовместности» во всех таких случаях является смех.
Эта эмоция, этот неконтролируемый эмоциональный отклик, говорит Суслов, так воздействует на мозг, что помогает «правильному» смыслу легче и быстрее проникнуть в сознание и исправить прежнюю догадку. А такое проникновение в сознание «правильного решения» зачастую весьма помогает выживанию. Поэтому смех эволюционно полезен, смех, говорит московский физик, делает функционирование мозга более эффективным, и в этом-то и состоит его биологическое назначение. Так что смех — это внешнее сопровождение внутримозгового процесса выхода из противоречия, внешний знак обнаружения «истины» и, если угодно, отголосок радости, счастья, наслаждения от того, что успел, переориентировался, понял, выжил!
Очень привлекательная гипотеза. Тем более что, переведя ее на язык компьютерной логики, Суслов приходит — теоретически — к выводам, которые всем нам, смеявшимся, известны практически. Тем самым наши наблюдения получают своего рода научное объяснение. Почему, например, шутка, соль которой кто-то из слушающих поторопился сказать раньше времени, уже не смешна? Потому что в мозгу вообще не возникает плодотворное противоречие. Почему шутку нельзя рассказывать слишком быстро? Потому что нужно дать мозгу время впитать обе части противоречивой информации. Почему при рассказывании шутки так важны соответствующий ритм и пауза? Потому что мозгу нужно дать некоторое время пометаться, слишком быстрое сообщение ему новой информации приводит к конфузу, а не к разрешению метаний.
А почему нельзя слишком затягивать паузу? Потому что мозг может обдумать первую часть шутки и сам прийти к отбрасыванию этой информации; тогда вторая часть не поставит его в тупик.
И наконец, почему люди одинакового умственного уровня по-разному реагируют на шутки? Потому что разным людям необходим разный зазор между двумя частями шутки. Те, у кого этот зазор (по генетическим причинам) слишком велик, еще не успевают переварить первую часть шутки, когда приходит вторая, а те, у кого он слишком мал, очень быстро предощущают, что сейчас должно последовать некое смешное опровержение сказанного, и уже заранее смеются (знаменитое «покажи им палец»).
Конечно, гипотеза Суслова не объясняет все особенности смеха, но какая гипотеза когда-либо объясняла сразу все? Тем более в таких сложных явлениях. А смех — явление сложное. И не случайно многие коллеги, одобрительно комментируя гипотезу Суслова, вместе с тем подчеркивают, что смех, несомненно, значит «еще что-то». В самом деле, почему бы иначе смех был видимым извне? Эта его особенность явно говорит, что он не только внутреннее дело нашего мозга, но к тому же направлен и на окружающих, а значит — имеет некую «социальную», а не только «когнитивную» составляющую. Об этом говорят, например, наблюдения за приматами: во время всякого рода «социальных игр», вроде щекотания или догонялок, их лица принимают специфическое выражение, которое специалисты именуют «гримасой игры». А порой они даже издают звуки, которые можно считать их эквивалентом смеха.
