Конечно, это очень опасно переоценивать, вырывать из всей совокупности культурных процессов. Но все же города могут, например, увеличивать агрессию или несколько ее моделировать, смягчать. Увеличивать чувство радости жизни или подавлять его. Это с трудом поддается точному описанию, хотя все-таки поддается.
— А можно проектировать, моделировать такое влияние города на своих обитателей?
— Тут довольно тонкие связи. Целый ряд наших нефтяных городков на Севере фактически полностью сменили плоть. За десять лет они сломали все, что было построено в советские годы, и построились заново. Местами эффект фантастический: уровень аэропорта в каком-нибудь Нижневартовске на порядок выше, чем в Москве или Петербурге, — хай-тековая конструкция. Там возникают новые музеи на порядок сильнее столичных. Правда, при этом пока еще не наросла культура быта, которая бы качественно преобразила и жилую среду. Такую культуру не выдумаешь и сразу не создашь: она требует второго поколения людей, которые воспринимали бы приобретенную собственность как предмет своей заботы и ответственности.
Возможна — при меньших средствах — и более мягкая коррекция среды, по существу, не менее действенная. Вот, например, в наших экспедициях по Приволжскому округу мы столкнулись с одним замечательным городком, мэром которого стал бывший капитан второго ранга, отслуживший в Прибалтике. У него в сознании был эталон — Юрмала. И он стал внедрять эту Юрмалу в свой городишко. Стали стричь кусты, аккуратно белить бордюрные камни, группы школьников стали убирать город за умеренную копеечку... И это начинает работать! Люди, в принципе, обучаются такой "дисциплине умывания" публичного пространства довольно быстро — когда эталон задан.
Римская улочка
Есть еще один блестящий пример — Чебоксары. 10-12 лет назад это была жуткая, безобразная дыра с гнусным болотом на месте затопленного старого, тоже поганого городка. Николай Васильевич Федоров, президент республики, своему маленькому мирному народу задал цель: вырваться вперед, несмотря на отсутствие нефти, газа и тому подобных прелестей. За десяток лет они эту задачу в значительной степени решили. Сейчас Чебоксары — невероятно чистый город. Тротуары, правда, еще в колдобинах — денег не хватает, — но у города уже возникает жажда иметь лицо, он даже завел должность городского дизайнера. Здесь воля имеет гигантское значение — большее даже, чем деньги.
Вот сейчас мы работаем с Ижевском: любопытное место, где сначала возникли пруд и завод, а город нарастал вокруг них. А во время войны и эвакуации производства, чтобы люди могли добраться до работы как можно быстрее, заводы вообще всаживались прямо в lyiny жилых кварталов. В результате получился сложный меланж из промышленных и жилых зон и гигантский, самый большой в России промышленный пруд, который воспринимается как своего рода городское сердце.
— И что, такая среда тоже поддается осмысленному формированию?
— Поддается; хотя одной профессиональной волей проектировщика оформить такое пространство, заново придать ему смысл невозможно. Вообще любая городская среда жестка в одном отношении: она задает достаточно внятные, устойчивые маршруты, базовую сеть магистралей. Вот она-то поддается изменению с трудом, хотя и это бывает. А ткань городская, конечно же, пластична; она всегда и везде менялась и должна меняться — ну, без хамства, по возможности.
В том же Ижевске мы сейчас пытаемся в диалоге с бизнес-сообшеством, с административно-архитектурным и университетским сообществом, с городской общественностью нащупать наиболее чувствительные точки этой среды и выработать решение ключевых проблем города* Одна из них — скука...
— Это значит, аморфная организация среды "разваливает" душу городского жителя?
— Не только она, конечно. Но если в городе нет комфортного, внятного места, где можно, например, назначить свидание, он не до конца город, а городских жителей это, безусловно, упрощает и офубляет.
В городе должен быть внятный центр, который — это особенно важно — принадлежал бы всем и каждому. В том же Париже, в двух шагах от Форума, отбывшего Чрева города, на какой-нибудь улочке Сен-Дени вы найдете гостиничку с одной звездой, а рядом с "Максимом", за углом, в ста метрах — овощную лавочку. Вот такая рассчитанность на все карманы и на все сословия и придает центру подлинную живописность, живость, действенность в качестве центра.
— Делается ли в этом смысле что- нибудь с нашими городами ?
— Я наблюдал, работая по Приволжскому округу, несколько пешеходных улиц в центре. Казанская или нижегородская, хотя она сейчас будет реконструироваться, пока ближе всего к дурному московскому образцу. А вот в Саратове, где денег вложено гораздо меньше, просто потому, что их не было, — самая европейская улица из всех известных мне сейчас в России. И достигнуто это за счет того, что в одном и том же пространстве созданы свои ниши для людей самого разного социального статуса и уровня: от вполне состоятельных — до студентов с 50-ю рублями в кармане. На это наложилась еще удивительная филологическая культура Саратова, в котором сами названия мест являются частью городской среды. На той же пешеходной улице интернет-кафе, например, называется "Бешеная мышь"! И такого там много.