Век мировых войн? Век геноцида? Век невиданного в истории истребления людей?
«Несколько недель тому назад я вместе с пятью тысячами своих соотечественников стоял у раскрытой могилы, в которой производилось перезахоронение жертв сталинского террора. Рядом стояли представители трех церквей, и они служили заупокойную молитву. Это были православные священники, священники иудейские и священники мусульманские».
И все же самой важной Сахаров выбрал другую характеристику: «XX век – эго век науки, ее величайшего рывка вперед».
Он обрисовал свое видение научной картины мира и трех важнейших целей науки, переплетенных между собой: наука как стремление человеческого разума к познанию, как самая мощная производительная сила в руках человечества и как сила, объединяющая человечество.
Он размышлял вслух о физике XX века и неожиданно для слушателей сделал такой мировоззренческий прогноз: «Эйнштейн, и это не случайно, стал как бы воплощением духа и новой физики, и нового отношения физики к обществу. У Эйнштейна в его высказываниях, в его письмах очень часто встречается такая параллель: Бог – природа. Это отражение его мышления и мышления очень многих людей науки. В период Возрождения, в XVIII, в XIX веках казалось, что религиозное мышление и научное мышление противопоставляются друг другу, как бы взаимно друг друга исключают. Это противопоставление было исторически оправданным, оно отражало определенный период развития общества. Но я думаю, что оно все-таки имеет какое-то глубокое синтетическое разрешение на следующем этапе развития человеческого сознания. Мое глубокое ощущение (даже не убеждение – слово «убеждение» тут, наверно, неправильно) – существование в природе какого-то внутреннего смысла, в природе в целом. Я говорю тут о вешах интимных, глубоких, но когда речь идет о подведении итогов и о том, что ты хочешь передать людям, то говорить об этом тоже необходимо».
Синтез науки и религии? Внутренний смысл природы в целом? Что это может означать для физика XX века?
Для коллег Сахарова, знавших его многие годы, эти вопросы не имеют ответа. Одному из его коллег даже захотелось, чтобы и вопроса не было, – академик Виталий Гинзбург в статье об их общем с Сахаровым учителе написал в 1995 году: «Сегодня, когда мы сталкиваемся с проявлением религиозности, а чаше псевдорелигиозности, уместно заметить, что Игорь Евгеньевич [Тамм] был убежденным и безоговорочным атеистом. То же относится ко всем известным мне его ученикам».
Попробуем с помощью самого Андрея Сахарова разобраться, что могли означать для него те «интимные, глубокие веши», примыкающие, по его ощущению, к науке и свободе.
Родители А. Д. Сахарова
«Лет в 13 я решил, что я неверующий».
С православной религией он познакомился самым естественным образом – в семье: «Моя мама была верующей. Она учила меня молиться перед сном («Отче наш…», «Богородице, Дево, радуйся…»), водила к исповеди и причастию. <…> Верующими были и большинство других моих родных. С папиной стороны, как я очень хорошо помню, была глубоко верующей бабушка, брат отца Иван и его жена тетя Женя, мать моей двоюродной сестры Ирины – тетя Валя».
Родители – Екатерина Алексеевна Софиано и Дмитрий Иванович Сахаров – обвенчались 1 июля 1918 года. Старшая сестра матери – Анна Алексеевна, записала в дневнике: «Нынче в два часа дня была Катина свадьба с Дмитрием Ивановичем Сахаровым. О Чудная погода, яркое солнце, все в белом, пешком шли в церковь «Успенья на могильцах», старый-старый священник на них ворчал все «Отодвиньте свечку» и совершенно затуркал Д[митрия) И[ванови]ча».
Муж Анны Алексеевны, Александр Борисович Гольденвейзер – известный музыкант, стал крестным отцом Андрея. К его рождению, на четвертом году советской власти, в доме 1ольденвейзеров была вполне дореволюционная духовная обстановка: «Ты спрашиваешь, висят ли у Ани [А.А.
Гольденвейзер! образа. Да, дорогая, и к Рождеству она образ Владимирской Б[ожьей] М[атери] украсила очень красиво елками. Он у нее висит в столовой, где они сейчас и спят. На лето они перебираются в другую комнату, и там у них в углу нал Аниной кроватью висят 6 или 7 образков, из коих 2 большие: Симеона и Анны и Божьей матери, а какой не помню».
Догадывался ли ворчливый священник во время венчания, что раб божий Дмитрий смотрел на его священнодействия без священного трепета?
Внук потомственного священника, но сын либерального адвоката Дмитрий Иванович Сахаров получил образование на физико-математическом факультете Московского университета, сам преподавал физику и стал первым учителем физики для своего сына. Домашним учителем – вплоть до седьмого класса Андрей учился дома: «Папа занимался со мной физикой и математикой, мы делали простейшие опыты, и он заставлял аккуратно их записывать и зарисовывать в тетрадку. <> Меня очень волновала возможность свести все разнообразие явлений природы к сравнительно простым законам взаимодействия атомов, описываемым математическими формулами. Я еще не вполне понимал, что такое дифференциальные уравнения, но что-то уже угадывал и испытывал восторг перед их всесилием. Возможно, из этого волнения и родилось стремление стать физиком. Конечно, мне безмерно повезло иметь такого учителя, как мой отец».