Знание-сила, 2001 № 05 (887) - [54]
Вознесенский монастырь просуществовал в Кремле более шестисот лет и был разрушен в 1929 году большевиками. В его соборе размешался некрополь русских вел иких княгинь и цариц. Среди этих могил самым почитаемым было захоронение основательницы монастыря.
В начале XIX столетия место ее погребения отметили серебряной ракой и живописным портретом под специальной сенью. Останки преподобной Евфросинии и ее белокаменный саркофаг сохранились до наших дней. Крышку ее гроба «украшает» одно только слово – «Евдокея». Но как много вмешает в себя это имя и сама судьба великой княгини Евдокии Дмитриевны!
Эта женщина была свидетельницей и участии ней героических и горестных событий XIV столетия. Она была женой великого князя Дмитрия Донского и современницей таких великих людей, как митрополит Алексий, серпуховский князь Владимир Храбрый и Сергий Радонежский. Ее жизнь была беспокойная, трудная, в ней было много горестей, но и радости, и гордости тоже было много. Она познала страх и предательство, пережила мужа и некоторых своих детей, но оставила по себе память в русской истории, оставила и материальное свидетельство своей храмосозидательной деятельности в Кремле – церковь Рождества Богородицы. Потомки уже в XX веке спасли останки преподобной Евфросинии и сохраняют память о ней и дальше – для грядущих поколений.
Наши лауреаты
АЛЕКСАНДР МИЛИТАРЕВ, известный ученый, представитель ностратической школы, блестящий знаток хамитских языков, талантливый переводчик, поэт и вообще – яркий, одаренный человек, впервые пришел в журнал шестнадцать лет назад. Первая его беседа с ГАЛИНОЙ ВЕЛЬСКОЙ, сотрудницей редакции, обратила на себя внимание Между народного лингвистического общества, и в связи с особой трудностью популяризации ностратики, компаративистики «madame» Вельской было предложено почетное членство в этом обществе.
На этот раз великолепный рассказ Милитарева о трудных буднях науки, а иногда и таких пьяняших победах вновь увенчался успехом. Они оба становятся лауреатами года.
Г. ВЕЛЬСКАЯ – и за совокупность «бесед» с Е. Черныхом (№ 3), с В. Яниным (№ 5-6), с Е. Рудницкой (№ 10) и с… Шекспиром (N9 2).
АЛЕКСАНДР ВОЛКОВ – член необозримого Союза журналистов России, член незримого, но вполне реального Сообщества авторов «Знание – сила», новоиспеченный член Гильдии лауреатов нашего журнала. Одновременно «скептик» и «обозреватель», он также внес весомый вклад в разработку раздела «Тема номера». Разнообразен, неутомим и, надеемся на будущее, столь же неиссякаем.
ВЛАДИМИР СУРДИН – старейший научный сотрудник Государственного астрономического института имени П.К. Штернберга (МГУ). Профессиональный астроном, обладающий даром внятно и увлекательно объяснить все, что происходит в мире звезд и галактик. Автор множества не только научных, но и популярных трудов, а главное – человек, не изменяющий своему Делу.
ОЛЬГА БАЛЛА – автор серии статей «Интеллектуальная мода XX века». Некоторая «высоколобость» в сочетании с неожиданными поворотами мысли, интересом к самым простым вешам и энциклопедической образованностью создает неповторимую физиономию и стиль. Серия «Интеллектуальная мода XX века» демонстрирует все эти качества с полной и убедительной наглядностью.
Геннадий Горелик
Логика науки и свобода интуиции
27 сентября 1989 года Андрей Сахаров выступал перед собранием Французского физического общества в Лионе. Свою лекцию он озаглавил «Наука и свобода».
Две родные для него стихии.
В науке он видел важнейшую часть цивилизации. И в науке он узнал настоящий вкус свободы – недоступной в других областях советской жизни. По складу своего характера и по складу судьбы Сахаров был человеком внутренне свободным. Быть может, поэтому он так остро воспринимал несвободу другого и поэтому защите прав «другого» отдал не меньшую часть своей жизни, чем посвятил науке.
Во Францию он приехал из страны, которая у мира на глазах расставалась со своей несвободой. Расставалась, преодолевая сопротивление «верхов» и инерцию «низов». Сахаров сполна получил и от тех и от других, став весной 1989 года официальным политиком – народным депутатом: во время его выступлений на него шикали из президиума Съезда народных депутатов и «захлопывали» из зала.
Поэтому в аудитории Лионского университета он чувствовал себя особенно свободно – вокруг были его коллеги, объединенные родной наукой прочнее, чем порой объединяет родной язык или родина. Текста лекции он не написал. Свободно говорил, что думал, размышлял вслух. Его свободе помогало, пожалуй, даже то, что переводчица прерывала его, переводя по несколько фраз. Ведь говорил он всегда медленно, а в вынужденных паузах, пока говорила переводчица, мог продумать следующую фразу.
Это выступление, записанное на магнитофон, – вероятно, одно из самых свободных выражений мыслей Сахарова. И оно – по воле судьбы – оказалось одним из последних его выступлений. Ему оставалось жить меньше трех месяцев.
Но в Лионской лекции он собирался подвести итог не собственной жизни, а веку, в котором его угораздило жить: «Через десять с небольшим лет закончится двадцатый век, и мы должны попытаться как-то оценить, как мы его будем называть, что в нем наиболее характерно».
