Конечно, от традиционного общества, от его институтов человек больше получает тепла и поддержки, но он и намного более зависим. У нас же не просто традиционное общество, оно во многом искорежено и зависимость человека у нас многократно усилена. Что еще важнее, ее не замечают, не осознают. Перед кем человек должен нести ответственность, принимая любое решение? Вам скажут; перед семьей, перед трудовым коллективом, перед обществом, наконец. Наверное, только один из сотни скажет: перед самим собой. Люди вообще воспринимают не самих себя, а себя через оценки других людей. Может быть, поэтому наше общество выглядит более приятным, более эмоциональным, чем западное, всегда готовым сочувствовать. В конце концов, обществом, где слабость — не порок. В Америке никто не бросится к вам рассказывать о своих несчастьях, будут из последних сил улыбаться, чтобы никто не заподозрил, что что-то не так; у нас потерпевшего неудачу будут утешать так горячо, что это похоже на поощрение.
Знаете, кто ко мне теперь приходит? Никогда такого не было: молодые люди в возрасте от 18 до 25 лет. Всегда считалась самая благополучная группа — любовь, оптимизм и так далее. Младший научный сотрудник лет до 30 — 33, начинающий поэт мог оставаться начинающим лет до сорока. А теперь молодые — главные действующие лица.
Д.Рогачков: — Не знаю, мне кажется, психотерапия больше нужна другим — тем, кто страдает, не понимая — отчего, кто без всякого толка ходит по врачам, травит себя лекарствами, а проблемы его можно решить иначе. Кроме того, сегодня многие чувствуют себя брошенными, потерянными...
А.Усков: — Я согласен с Маргаритой Степановной. Потребность в индивидуальной терапии и ее ценность напрямую связаны с ценностью личной жизни, личного пространства, уважением к личности, пусть даже очень причудливой. Может быть, бесполезной для общества или даже вредной. Но в новом нашем обществе дышать легче, чем раньше.
М.Завалов: — Мне показалось, тут есть некоторый снобизм, некоторая категоричность. Я думаю, на каждом уровне потребностей работают свои виды психотерапевтической помощи. Я и против заговоренной воды ничего не имею, если она помогает — а ведь помогает, и именно психотерапевтически. Конечно, я чувствую себя плохо, когда клиент хочет от меня каких-то магических действий, шаманства или требует прямых рецептов, как ему жить с утра завтрашнего дня — но мы с ним мирно расстанемся, и он, даст Бог, найдет своего психотерапевта.
М.Жамкочьян: — Совершенно согласна. Так получилось, что у нас за круглым столом представлены две крайности: или институты, так сказать, социально-психотерапевтического свойства, или сугубо личностные психотерапевтические школы. Выпали всякие семейные консультации, которые живут и процветают, решая все те же внутрисемейные психологические проблемы. Трудные подростки остались трудными подростками, и с ними тоже продолжают работать психологи. Но тут речь идет скорее о психокоррекции, то есть об изменении поведения, а не самой личности; многие психотерапевты считают, что это уже за рамками их сферы.
Я хотела бы сказать несколько слов о «брошенных», о людях, которые не могут психологически адаптироваться к изменениям последних лет. Отсюда — острая тревога, депрессия, потеря уверенности в будущем. Они не доверяют себе и ищут дядю, на которого можно было бы переложить ответственность за свою жизнь Таких людей очень много; я думаю, они есть в любой стране, но у нас их особенно много по вполне понятным историческим причинам.
Я полагаю, индивидуальная личностная психотерапия тут ни при чем. Тут прежде работала идеология: выдвигала и обосновывала цели, подсказывала пути их достижения, провозглашала, что главное — быть вместе, двигаться вместе, в едином строю, ну и так далее. Не зря сейчас так много говорят о том, что нужна новая идеология, не знаю, что может ее заменить — может, религия, если ее возвести в ранг официальной? В азиатских странах, между прочим, организующим жизнь началом может выступить даже... выкуп за невесту. Деньги одалживают, потом лет двадцать работают на то, чтобы отдать долги. А потом, когда все долги выплачены, говорят, многие срываются в депрессию и даже самоубийств становится гораздо больше.
Я вот чего не понимаю. Почему люди, которые ощущают себя брошенными и несчастными, — это народ, а мои клиенты с их тоже ненадуманными проблемами — не народ? Почему всегда говорят об одной реальности, в которой все заняты в основном трагическими переживаниями вселенского обмана, а другую реальность, в которой люди действуют, пытаются сами решать свои проблемы, мы опять прячем, замалчиваем, словно стыдимся?
А ведь именно в этой, другой реальности так или иначе складывается судьба общества и страны. Потому что время социализации, когда главное состояло в том, чтобы адаптировать каждого к системе, аккуратно ввести его туда, — это время кончилось. Пришло время людей, которые учатся самостоятельно строить свою жизнь. •