Результаты фон Фриша другим исследователям получить не всегда удавалось. По мнению Тауца, это могло определяться тем, на какой поверхности сот плясали пчелы. Исследователь натренировал пчел летать к определенной кормушке, а потом возвращал их в ульи с пустыми и полными сотами, где они передавали сведения своим коллегам. После танца на полных сотах в три раза меньше пчел усваивали дорогу до источника питания. Вероятно, вибрация пола тоже несет определенную информацию, а в улье с полными сотами она меньше.
Видят в темноте
Пчелы не должны видеть в темноте, их глаза не воспринимают слабый свет. И тем не менее некоторые их разновидности прекрасно летают в темноте. Исследования шведских и немецких ученых показывают, что они используют мозг для улучшения своего слабого зрения.
После захода солнца каждая линза в сложном пчелином глазу получает крошечную порцию света. «Ночью пчелиные глаза совершенно бесполезны», — считает Эрик Варрант, нейробиолог из Лундовского университета в Швеции. Чтобы разобраться в том, что происходит, он создал компьютерную модель пчелиного глаза. Далее исследователи приучили 44 пчелы, что у тарелки с медом всегда стоит узор из вертикальных линий. Потом им предложили выбирать между двумя дверьми, на одной из которых были нарисованы вертикальные линии. Пчелы всегда летели туда, где можно было ожидать мед. Потом экспериментаторы снижали освещенность полос. Пчелы летели даже тогда, когда не должны были уже ничего различать. Варрант считает, что они подключали свой мозг для усиления зрения.
Первая возможность — увеличение времени выдержки, как это делает любой фотограф при нехватке освещенности. Вторая — сложение сигналов от соседних «глазков», чтобы создать более крупные детали. В обоих методах есть свои недостатки: большая выдержка смазывает движущиеся предметы, а комбинирование соседних сигналов не позволяет различить мелкие предметы. По мнению Варранта, пчелы скорее всего применяют сочетание двух методов.
По материалам зарубежной печати подготовил Александр СЕМЕНОВ.
Вы читали о Марте и ее психотерапевтах? Серия статей Дениса Рогачкова о том, как одна американка, почтенная мать большого семейства, избежала сумасшедшего дома, хотя и была очень близка к тому\ чтобы туда попасть, недавно завершена («Знание — сила», 1997, № 12; 1998, №№ 1—4). Двигаясь вместе с Мартой от одного психотерапевта к другому, вы познакомились с наиболее известными школами психотерапии.
Действие разворачивалось в Америке. В России, особенно в крупных городах, теперь можно найти психологическую помощь у специалиста, но, несомненно, развитие системы психотерапевтической помощи у нас только начинается. Будет ли от такой же, как на Западе? Какие задачи она будет решать?
Мы пригласили в редакцию несколько практикующих психотерапевтов, а также врача и священника, чтобы обсудить проблемы психотерапии в России и проблемы российского общества, подлежащие ведению таких специалистов.
У меня был друг. Очень близкий друг. Как-то вечером он позвонил и зашел в гости. Был предпоследний день мета, мы долго не виделись и рассказывали друг другу о том, как провели каникулы у пили чай, смеялись, я рассказывал ему о своих планах... Потом мне казалось, что это я смеялся и говорил, а мой друг был каким-то грустным и особенно сосредоточенным. На следующий день около пяти часов дня он покончил с собой. С тех пор прошло больше семи лет, и время стирает боль. А тогда была растерянность, и еще: из предсмертной записки было ясно, что он уже в тот вечер знал обо всем. Вопрос: почему он тогда ничего не сказал мне? Дождь за окном, музыка, ничего незначащие фразы, я провожаю его до дома, потом до автобусной остановки, он уезжает, и почему-то мне удивительно жаль расставаться с ним. Но почему он ничего не сказал мне в тот вечер?
Боль — неизбежная спутница жизни. Она появляется время от времени, чтобы потом вернуться и снова уйти. С ней можно справиться, от нее можно убежать, можно даже привыкнуть к ней, но иногда в какие-то мгновения, дни, недели она становится слишком сильной, пронизывает насквозь и закрывает пеленой весь мир, даже самых близких людей. Ты остаешься с ней один на один, и она может сказаться сильнее тебя. И в такие моменты больше всего на свете нужен человек, который мог бы разделить ее с тобой, прожить вместе несколько часов, иногда меняющих всю последующую жизнь. Но где найти такого человека?
Я слышал о том, что есть люди, чья профессия — разделять боль, когда человек окажется не в силах переносить ее в одиночестве и она закроет от него всех его близких. И я хочу найти такого человека, чтобы быть уверенным, что он есть. И пускай за встречу с ним нужно платить, пускай это будет его работа. Я хочу найти такого человека и большими буквами написать на стене в своей комнате его адрес, чтобы мои друзья видели его, когда приходят ко мне. Хотя больше всего мне хотелось бы, чтобы этим человеком для них был я.