Знание-сила, 1997 № 09 (843) - [10]
1. Потому, что на первом этапе модернизации это наиболее органичная форма взаимодействия рыночных отношений и нашей национальной культуры (с такими ее глубинными евразийскими архетипами, как мафиозный по своей природе патернализм, опора на «своих», использование коррупции в качестве действенного механизма регулирования, непрозрачность процессов и отношений, уклонение от конкурентной среды и многое другое). Такова естественная форма необходимой интеграции изначальных для нашего отечества мифологем, как, впрочем, и других важных структур капитализма и социализма.
2. Потому, что возникшая социокультурная конструкция позволила медленно (может быть, такая скорость и есть главное достоинство нынешнего процесса модернизации) развернуть застойную глыбу общественного устройства в сторону реальных преобразований. Нестабильность, деструкция, шаг вперед — два шага назад есть своего рода технология необходимого социально-культурного тормоза для слишком радикальных перемен, которые, как много раз было в истории страны, приводили к гражданской войне. С одной стороны, таким образом происходит усвоение азбуки ведения рыночного хозяйства — пусть в особом российском варианте. А с другой — через эту замедленность проживается искушение диктатурой лебеде-пиночетовского типа или, наоборот, чужеродного западного либерализма.
Можно поставить множество конкретных вопросов и попытаться найти ответ. Но как подойти к кардинальным? Скажем, почему российская социокультурная система заинтересована в уклонении от реальности, почему столь тщательно табуируются многие аспекты нашего фактического существования?
Моя версия: в силу чрезвычайной неопределенности, многозначности как самой системы, так и действующего в ней человека. Для того чтобы каждый день решать любую практическую проблему, у нас нужно быть, я бы сказал, художником в сфере социальных связей. Плутовство, византийство — в невнятной смысловой среде — это сфера настоящего искусства. Да и сама система лишится необходимого автоматизма, энергетики естественного действия, если наблюдателям удастся ее полноценно зафиксировать, исчислить, наделить функционально и научно обоснованными технологиями. Табуированность — ее зашита от распада.
Большое самоутешение сегодня — обличать существующий порядок в рамках имеющихся представлении о коррупции, мафиозных отношениях, номенклатуре, национальной неопрятности или лени. Вместо того чтобы самым внимательным образом — и по мере сил безоценочно — изучать реальные механизмы действия такой сложной, такой творческой, так слаженно работающей системы.
Гюнтер Юккер. «Гвоздь»
Есть два варианта оценки происходящего: общественно-экономическая система таким образом саморазрушается или — напротив — выживает. Я интуитивно думаю, что выживает. Приспосабливает национальную ментальность к изменившемуся укладу жизни.
В одной из недавних телепередач режиссер Павел Лунгин рассказывал о том, как едят в Париже. Хорошо, много, с удовольствием, с колоссальным вниманием к процессу. Но вот беда — нет необходимого присутствия голода в их гурманстве. Не то что в России, где обжорство всегда появляется в присутствии голода, а голод — в присутствии обжорства. У Европы нет этих внутренних антиподов. Европа обречена. А вот Россия — нет. Потому что антипод всегда закодирован под кожей любого российского человека, сокрыт в каждом действии.
Может быть, время таких алогичных, таких противоречивых и двойственных, таких неудобных и фантомных цивилизаций еще не пришло. «В Москве, говорит Лунгин,— мне не нравится жить, но она, в отличие от Парижа, не загнивает». •
От редакции
И все-таки, нам кажется, что по крайней мере один вопрос остался без ответа: почему так насаждается безнадёга? Ведь прежде, в советские времена, у наших партийных сусловых хватало ума убеждать народ, что он живет хорошо, хотя не было ни одного человека, который бы с этим согласился.
Осмелимся на гипотезу.
Может быть, это один из вопросов, на которые мы не можем, не должны пока отвечать. Возможно, он свидетельствует, что система еще не устроилась окончательно, не успокоилась. Но в каком варианте она успокоится? Скажем, совершенно не исключено, что катастрофизм будет длиться до тех пор, пока мы не потеряем западнические ориентиры. Один вариант.
Или до нового передела собственности — другой. Во всяком случае, система еще нащупывает свои пути. И это очень важно для методологии нашего знания — в каких-то местах надо не давать ответа, но тщательно формулировать вопросы.
Леонид Невлер
Тезисы о плутовской экономике
В периоды социальных сдвигов важно отслеживать не только то, что меняется. Не менее значимо, что остается неизменным.
Сегодня постсоциалистическая система всячески демонстрирует свое отличие от поверженной предшественницы Однако, когда наблюдаешь установки массового экономического поведения, трудно отделаться от впечатления, что различие между капитализмом и социализмом не является для нашей системы фундаментальным. Она может спокойно устроиться под любым политико-экономическим панцирем.
Когда большевики вводили плановую экономику, предпосылок для нее не было никаких. Верхи не могли запрограммировать жизнь на всю страну, низы не имели возможности выполнить то, что «спущено» сверху. Дело усугублялось тем, что командная система не предусматривала резервных механизмов на случай срывов и нестыковок: считалось, их просто не может быть.
