Станет ли Москва образцовым некоммунистическим городом?
Станет ли она городом?
Проект Дворца Советов, 1946 год Б. Иофан.
С архитектором, социологом, культурологом Вячеславом Глазычевым беседует наш корреспондент Ирина Прусс-
Редакция благодарит директора Архитектурного научно-исследовательского музея имени А. В. Щусева Владимира Александровича Резвина и заведующую отделом научных фондов музея Дину Александровну Тюрину за проявленную ими отзывчивость при подборе материалов для оформления этого интервью.
Панорама Москвы с проектируемым Дворцом Советов A. Веснин, B. Веснин.
Эскизный проект герба Москвы; Д. Осипов, 1924 год
Архитектурная композиция, 1919 год И. Ладовский.
И. П.: — Недавно я наткнулась в своем архиве на вашу рукопись двадцатилетней давности о том, как превратить Москву в коммунистический город. Помните тот свой труд?
В. Г.: — Конечно. Двадцать лет назад у меня появилась очень забавная возможность взять и сказать о Москве почти всю правду. С самых верхов по этажам власти спустился ко мне как заведующему сектором Института теоретических проблем советской архитектуры — страшное дело! — заказ: вынь и положь путь к образцовому коммунистическому городу. Поскольку это был заказ сугубо идеологический, ожидались одни словеса. А я взял и как бы прочел это всерьез. И стал рассуждать: что такое коммунистический город? Это самый хороший город, самый комфортный. А что такое комфорт? И дальше уже цепочка технологических рассуждений. А кончилось, разумеется, са!фаментальным: почем килограмм комфорта?
Как сейчас помню, коммунизм в Москве 1976 года у меня стоил что-то около 640 миллиардов тогдашних рублей, а тот рубль по покупательной способности на внутреннем рынке действительно был равен доллару, только выяснилось это несколько позже. Самое смешное, что эта сумма оказалась похожей на правду, если иметь в виду именно то, что я тогда имел в виду, то есть современный город, в котором удобно и не противно жить. Ну слегка я занизил цифру — что-то тогда не учел, чего-то просто не знал... Чиновники пять раз от ужаса перед тем, что эту цифру надо показать начальству, просто теряли мой отчет и с тихой надеждой в голосе спрашивали: больше у вас нет экземпляров? Как нет, бодро отвечал я, пожалуйста; я их тогда сделал штук сто пятьдесят.
И. П.: — К тому времени образ города будущего уже сложился; несколько идеологем, несколько мифологем, все это как бы склеилось в такой официально принятый расхожий штамп. Ваша работа, помнится, этот штамп кое в чем поломала. Какие из высказанных тогда идей кажутся вам наиболее плодотворными?
В. Г.: — Во-первых, выстраивая свой комфортабельный город, я шел не от условной человекоединицы, которой положено было дать в зубы столько-то метров того-то и того-то. Я шел от реального семейного очага. От некоторых социальных потребностей бытия, а не только медикофизиологических, как было тогда принято. И потребности я задавал на уровне, скажем, среднеанглийском. Кстати, наш уровень — в проектах, разумеется, — тоже не был так уж низок. Я мог опереться на лучшее, что тогда делалось в советском градостроительстве: на тогдашние «атомгра- ды». Там и средств тратилось больше, и — что самое изумительное — соблюдались нормы. Они оказались вполне приемлемыми: сколько на душу населения должно приходиться квадратных метров жилья, торговых площадей, сколько школ, зелени, клуба, кино, пляжа и так далее.
Новым было и понимание города как среды общения, и что это в нем дорого, ценно. Это тогда признавать никто не хотел. Города рассматривались как место для спанья между двумя рабочими днями, не более того. Сказать, что город — это его культурный слой, было, конечно, возмутительно.
Проект Дворца Советов, 1931 год Л. Вышинский-
Проект Дворца Советов, 1933 год В. Щуко и В. Гельфрайх
Проект памятника революции, 1921 год И. Фомин.
Ну и, наконец, по-моему, впервые в нашей стране было четко заявлено, что определить технологию выстраивания и перестраивания города без «туземцев» — тех, кто там живет, — в разработке и реализации программ никак нельзя. Коммунистическая фразеология очень помогала это сформулировать — и крыть нечем.