Знак Вирго - [14]
Он совсем не изменился, только одет необычно: какая-то ядовито-зеленая бумазейная гимнастерка и такие же брюки, сапоги. Даже очки, и те другие.
Прошлое для Юры сразу окончилось, наступило обычное настоящее: отец с ними, что еще надо? Их дом ломился от гостей — Беловы, родственники, Ставрогин-Дьяконов, жены друзей, чьи мужья арестованы… Всех не перечислить. Александрушка чуть не на следующий день скрылась в неизвестном направлении; с новыми соседями у отца сразу установились хорошие отношения: с милиционером Степанычем они выпили, поговорили о международном положении, с братьями-художниками обменялись молчаливыми улыбками.
Жизнь входила в колею. Вскоре отец начал ездить на работу, откуда приходил теперь значительно раньше, и за ним уже не присылали машину. Зато, как и прежде, делал вкуснейшие бутерброды Юре и Жене; как прежде, шутил и пел забавные тирольские песни, смешно коверкая немецкие слова; как прежде, уходил изредка в театр или в гости с Надеждой Александровной. С Юрой он побывал у двух своих старших братьев — у одного из них Юра довольно долго жил, пока отец был в заключении; другой — на это время прекратил всякое общение с их семьей, чего Надежда Александровна не хотела ему простить, но отец, видно, придерживался другого мнения.
(И я, беспринципный старый хрен, не нахожу в себе сейчас — не в пример некоторым моим друзьям-ригористам — ни охоты, ни права осуждать дядю Михаила и подобных ему. Ну, не все родятся, чтобы закрывать собой амбразуры — иначе количество трупов на квадратный километр планеты стало бы неизмеримо больше. Особенно в нашей стране.)
Самуил Абрамович вернулся из заключения раньше срока. Однако, был ли он реабилитирован, так и осталось неясным. Впрочем, Юра в бесчисленных анкетах осмеливался не упоминать об аресте отца. И никто его ни разу не засёк: видимо, никто и не читал этих анкет. А где надо, все равно, обо всем помнили — иначе не вызывали бы отца в течение нескольких последующих лет к следователю в недра Бутырской тюрьмы…
Совсем расхотелось Юре в последнее время ходить в школу. И вообще-то неинтересно, тошно, но главное — из-за Факела Ильина. Просто озверел парень: дразнит и дразнит, козявка такая! Неизвестно из-за чего, зачем. Без отдыха — и на уроках, и на перемене. У Юры от обиды глаза начинают внутри круглеть, он ничего не соображает: ни что Факелу сказать, ни как учительнице ответить, если во время урока… Неужели Факел сам не понимает, как неприятно? Кажется, кто-кто, а он должен понимать. Недавно на переменке… идет по залу, а Лесин ему:
— Эй, Фонарь, пойди сюда!
Факел подошел и молча ударил Лесина в подбородок.
— Ты что? — крикнул тот и рукой закрылся.
— Дурак длинноносый, лопоухий, ненормальный, — спокойно перечислил Факел. — Еще получишь!
— Правильно, — сказал Божко. — Д-дай ему, Фёкла!
— А ты молчи, заика паршивый, — так же спокойно сказал Факел и кинулся на Божко, хотя тот мог побороть его одной левой.
— Т-ты с-с ума с-сошел? — говорил Божко, отстраняя его, а Факел все лез и лез. — Р-ребята, да что он?.. З-злой к-какой…
— Какой есть, на переделку не лезть, — сказал Факел и отошел. — Знаешь, какой породы Баскервильская собака? — спросил он у Юры, словно ничего не произошло.
— Баскервильской, наверное, — ответил тот.
— Сам ты баскервильской. Она — мастиф. Даже помесь мастифа с догом… Пошли сегодня после уроков ко мне? Только чур я Айвенго!..
Родители Факела целый день на работе, Юра их ни разу не видел, а дома всегда тетка — добрая до невозможности, всему верит, и такое впечатление, что побаивается племянника. Называет она его «Федя», но когда Юра однажды назвал его тоже так — думал, лучше будет, — Факел прикрикнул:
— Перестань! Я же тебя не называю «Петя» или «Вася»…
В тот раз, когда они пришли, тетка, как всегда, спросила:
— Что в классе-то было, Федя?
— А чего было? Два «неуда» схватил, замечание от заведующей и еще рояль в зале разбил… Черные ноты в одну сторону, белые в другую…
— Ой! — сказала тетка. — Как же так?
— Очень просто. Долго ли умеючи?
— Зачем ты, Факел? — сказал Юра. — Неправду он говорит.
— А чего она всегда пристает?! «Что в классе, что в коридоре, что во дворе?..» Надоело! Дел у нее других нет…
— Ну, ладно, ну, перестань, Федя, — сказала тетка. — Что ты, в самом деле? Поиграйте лучше. Я сейчас покушать сготовлю.
Они пошли в другую комнату и начали сражаться с переменным успехом. Но в конце-концов Юра сбросил его с коня на диван, прижал и завопил:
— Сдаешься?
Факел молчал. Юра прижал сильнее.
— Обещай выкуп, тогда отпущу!
— Пусти, дурак! — спокойным голосом сказал Факел. — Пусти, лупоглазый!
— Мы же играем, — сказал Юра. — А ты…
— Лупоглазый, — повторил Факел. — Рыбий глаз.
— Ну, и не надо, — сказал Юра и встал с дивана.
Он подошел к окну, начал глядеть на крыши. Он глядел и думал, как сейчас оденется и уйдет и не попрощается даже с теткой. А завтра в школе Факел первый подойдет и скажет: «Ты что, обиделся? Я же просто так…» А Юра отвернется и скажет Лесину: «Пошли сегодня на Патриаршии, там каток расчистили…» А с Факелом никогда в жизни не будет разговаривать… Еще ладно, был бы сильный, как Божко, а то — от горшка два вершка, пальцем ткни, упадет и не поднимется, а туда же… лезет…
Сборник рассказов советских писателей о собаках – верных друзьях человека. Авторы этой книги: М. Пришвин, К. Паустовский, В. Белов, Е. Верейская, Б. Емельянов, В. Дудинцев, И. Эренбург и др.
От автораМожет быть, вы читали книгу «Как я ездил в командировку»? Она про Саню Данилова, про то, что с ним происходило в школе, дома, во дворе, в горах Северного Кавказа, в пионерском лагере…В новой моей книге «Кап, иди сюда!» вы прочтёте о других событиях из жизни Сани Данилова — о том, как он обиделся на своего папу и чуть не побил рекорд Абебе Бекила, олимпийского чемпиона по марафону. Узнаете вы и о том, что хотели найти ребята в горах Дагестана; почему за Ахматом приезжала синяя машина с красной полосой; в кого превратился Витя всего на три минуты; как Димка стал храбрецом, и многое, многое другое.«Ну, а кто же такой Кап?» — спросите вы.Конечно, это лохматый чёрно-пегий пёс.
Сборник рассказов Ю. Хазанова о том, какие истории приключались с псом Капом, с Вовой, и с Кирой-Кирюшей.
Продолжение романа «Черняховского, 4-А».Это, вполне самостоятельное, повествование является, в то же время, 6-й частью моего «воспоминательного романа» — о себе и о нас.
От автора: Эта книга и самостоятельна, и служит, в то же время, продолжением предыдущей, носящей не слишком ясное название «Знак Вирго», что означает «Знак Девы», под которым автор появился на свет.Общее заглавие для всего повествования о своей жизни, жизни моего поколения и, в какой-то степени, страны я бы выбрал «Круги…», или (просто) «Это был я…» А подзаголовком поставил бы пускай несколько кокетливые, но довольно точные слова: «вспоминательно-прощально-покаянный роман».
Продолжение романа «Лубянка, 23».От автора: Это 5-я часть моего затянувшегося «романа с собственной жизнью». Как и предыдущие четыре части, она может иметь вполне самостоятельное значение и уже самим своим появлением начисто опровергает забавную, однако не лишенную справедливости опечатку, появившуюся ещё в предшествующей 4-й части, где на странице 157 скептически настроенные работники типографии изменили всего одну букву, и, вместо слов «ваш покорный слуга», получилось «ваш покойный…» …Находясь в возрасте, который превосходит приличия и разумные пределы, я начал понимать, что вокруг меня появляются всё новые и новые поколения, для кого события и годы, о каких пишу, не намного ближе и понятней, чем время каких-нибудь Пунических войн между Римом и Карфагеном.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
От автора: Это — четвертая часть моего «Собрания воспоминаний и размышлений». Она, как и предыдущие части, и вполне самостоятельна, и может считаться продолжением.Здесь вы столкнетесь с молодыми, и не очень молодыми, людьми конца пятидесятых и начала шестидесятых годов прошлого века; с известными и неизвестными (до поры до времени) литераторами, художниками, музыкантами; с любовями, изменами и предательствами, с радостями и горестями нашей жизни… В общем, со всем, что ей сопутствует.