Знаешь, сколько опало во сне лепестков... - [11]

. Но это мазохист оказался ещё и садистом: он не давал мне возвращаться домой, впрочем за сверхурочные платили очень хорошо. Я ничего и не говорила, просто убивала с ним время.

Я обнаружила, что вошла в доселе неведомое состояние работы, причём я действительно выкладывалась, чего со мной почти никогда не случается. Даже после возвращения домой я брала рекламный план и продолжала думать над идеями. Думая, я водила своими куриными лапками в воздухе, мотала головой, как будто описывала великие планы государственного строительства. Поначалу мама очень обрадовалась таким переменам. Старушка даже как-то сказала: "Линь Лань, ты теперь хоть на человека стала похожа". Вот это новости, а все двадцать лет до этого что за неведомую зверюшку ты растила? Но маме не дал ответить звонок Лу Сюя. У Лу Сюя точно не все дома: всё время звонит по ночам, причём больше всего любит звонить часа в два-три, то есть как раз когда звонят все телефонные маньяки[19]. Мама как раз и подумала, что я нарвалась на какого-нибудь проходимца, и теперь он по ночам до меня домогается, она уже приготовилась позвать отца, чтобы он разобрался с этим делом. Я сказала, что это звонок по работе. Мама выпучила на меня глаза, как будто я какое-то привидение. Однако моя мама очень любит Лу Сюя. Однажды он приходил к нам за какими-то документами. Мама как услышала, что это мой начальник, сразу бросилась наливать чай и обслуживать его. Лу Сюй — хороший актёр, к тому же красив и воспитан, поэтому в маминых глазах он сразу оставил о себе хорошее впечатление. А я сидела рядом и пришёптывала: "Слабо тебе так же, как в офисе, показать своё дряное поведение?" Лу Сюй пил мамин чай, поглядывая на меня с коварной улыбкой — ну разве не лапочка?

С тех пор на его звонки всегда отвечала мама, так что я тут не при чём. Мама с особой заботой приветствовала его, словно сына, уехавшего на учёбу за границу. В тот момент в моём сердце раздавался крик: "Не меня ли ты двадцать лет назад родила, что-то я не замечала таких нежностей по отношению ко мне!" Я становилась рядом и как можно громче глотала воду, выражая своё чрезвычайное негодование. Но для мамы в тот момент я была просто воздухом.

Однако от бесчисленных ночных телефонных атак Лу Сюя в конце концов не выдержала и моя мама. Но это же звонил её любимый сынуля, как она могла что-то сказать? Она только с горечью и обидой в глазах посмотрела на меня, да так, что у меня сжалось сердце, и сказала: "У меня скоро будет нервное истощение". На самом деле, не то что мама, я сама уже плохо сдерживалась: не начальник, а вампир какой-то! После этого я сразу купила маме, а заодно, и себе десять с лишним пачек разных успокоительных и нейролептиков, но потом я вспомнила, что в наше время очень много рекламы таких препаратов, которыми потом люди травятся. Ненавижу уродов, которые это делают! Сказав это про себя, я подумала, что я ведь тоже рекламщик, недавно у нас был ролик про средство от комаров, так я из него такое сделала, что, судя по рекламе, от него не только комары, но и самолёты должны падать.

Мне сразу стало жаль её. Целыми днями ходит мертвенно бледная по гостиной, зовёшь её, а она через пять секунд медленно отвечает: "Что такое?",— прямо как та девочка из "Звонка". Так не пойдёт, подумала я, и побежала рассказывать обо всём Лу Сюю, а также о том, что мне нужно написать заявление о предоставлении служебного общежития. При этом я говорила очень вежливо, но в душе потирала ладони: "Попробуй только не согласиться, я ж тебя прямо здесь прибью". Он согласился, даже не думая,— класс!

Когда, вернувшись, я сказала маме, что переезжаю, она тут же подскочила на кресле, и начала носиться сломя голову, собирая мои вещи. Её движения были точными и стремительными — просто настоящий спайдер-вумэн. Было такое ощущение, что она вот-вот скажет: "Скорее уходи и больше не возвращайся". Какое же это нервное истощение, это как раз наоборот. Замуж не выдала, а уже за врата гонит — что ж это за мать? Вдруг я вспомнила, как часто мама, сделав лицо, как будто, полное ненависти, говорила мне: "Что ж это за ребёнок?" Ну вот ещё, ребёнок-то не мой, что ж вы с меня-то спрашиваете?

11

Когда мы с Лу Сюем пошли подавать заявление на предоставление общежития, нас встретила весьма манерная дамочка, буддийского спокойствия у которой было ещё поболее, чем у Вэйвэй. Но всё прошло удачно; всё время, пока мы были у неё в кабинете, она даже ни разу на меня не посмотрела, только сказала, что ещё есть комната — номер 302 в шестом корпусе. У Лу Сюя сразу вытянулось лицо. На выходе он сказал мне:

— Теперь мы соседи.

— А?

— Какая досада.

Я не поняла, но он объяснил:

— Ещё напьешься, приставать ко мне начнёшь!

После такого меня вышибло на полдня — это вроде как моя реплика, в конце концов, кто из нас мужик? Когда я оклемалась и собралась было наброситься на него, его уже и след простыл. Потом у меня до самого обеда в горле ком стоял, вот козёл!

Переезжала я так, что во всём районе как будто землетрясение было. Самое главное, что я готова была на всё, лишь бы заставить грузчиков забрать мою ненаглядную кроватку. Я стояла у грузовика и, размахивая руками, призывала их быть осторожнее с моими вещами — этакая генерал на передовой, отдающая команды. Тётушки нашего двора всё время дёргали маму за рукав и возбуждённо приговаривали: "Наконец-то вышла замуж, наконец-то вышла!" — при этом казалось, что они готовы расплакаться, как будто, сами наконец-то замуж вышли. У мамы вытянулось лицо, и лишь спустя некоторое время она ответила: "Не вышла, просто одна немого поживёт".